Выбрать главу

— Да? Ну тогда он — жалкий тщедушный хлюпик. [Смеется.]

— Чем он болен?

— Не может нормально дышать. По-моему, у него сильная аллергия. И вообще он какой-то мелкий.

— Со зрением проблемы есть?

— Понятия не имею.

— Другие заболевания?

— Не замечала. Однажды, правда, у него по всему телу высыпала крапивница. В больнице сказали, что это реакция на кодеин. Я давала ему лекарство с кодеином.

— Аллергия на кодеин, понятно. Что еще вы можете рассказать о его жизни?

— Даже и не знаю. Вроде уже все рассказала. Какое-то время назад он выучился читать. Скорей всего его намастырил один из моих приятелей. Когда Винни плохо себя чувствовал и не мог играть, я давала ему карандаш и бумагу, и он лежал в постели, все писал и писал там чего-то часами подряд. А потом я увидела ваше объявление, и он поступил в вашу школу… Больше ничего такого с ним не было. Может, он у вас начнет звезды хватать с небес.

— Вспомните еще какие-нибудь важные события в его жизни?

— Не-а.

— Расскажите, пожалуйста, об отце Винсента.

— Прям и не знаю, что сказать.

— Винсент видел своего отца?

— Ох, черт, нет, конечно. Я и сама-то видала его один разочек.

— У Винсента есть отчим?

— Ага, только он его не помнит. Муштак бросил меня, я и глазом моргнуть не успела.

— Опишите, пожалуйста, ваши отношения с Винсентом.

— В каком смысле?

— Вы с ним близки?

— Ну да, близки. То есть у меня четверо ребятишек и пятый на подходе. К Винни я отношусь так же, как к остальным.

— Вы часто ругаете его?

— Да вроде нет.

— Как бы вы охарактеризовали ваш стиль воспитания: властный или демократичный?

— Вся власть у меня. Я спуску не даю. Либо он делает как ему велено, либо…

— Либо что?

— Либо… либо!

— Назовите ваш род занятий.

— Домохозяйка.

— У ваших родственников наблюдались психические расстройства?

— Не знаю. Кажется, у моей матери было не все в порядке с головой, но я не имею к ней никакого отношения.

— В вашей семье случались самоубийства?

— Угу. Мой отец покончил с собой, когда я была маленькая. По-моему, дед тоже свел счеты с жизнью.

— Случаи гомосексуализма?

— Уф-ф, нет.

— Винсент когда-либо примерял ваши платья, пользовался вашей косметикой?

— Мой сын — не педик!

— Хорошо, хорошо, не спорю.

— Если вы мне не верите, посмотрите мои журналы. У всех девиц на картинках губы аж синие, до того он их обслюнявил. Его уже сейчас тянет к бабам — правда, правда.

— Прекрасно. Вы предвосхитили мой следующий вопрос.

— Пред… что?

— Винсент сильно интересуется женским полом?

— Еще как! Думаю, это все, что его интересует, кроме музыки и писанины.

— Понятно. А что вы скажете о социальных навыках Винсента?

— Ничего.

— Вы замечали, что он предпочитает уединение?

— Да. Он скорее будет коситься на братьев и сестру со стороны, чем играть с ними. Чаще всего он околачивается во дворе со своей псиной.

— Отлично. На сегодня вопросов больше нет. Спасибо, что уделили мне время.

— Вы его берете?

— Винсент подходит нам по всем критериям, но сначала я должен встретиться с вами и с ним лично. Я бы хотел посмотреть, как он живет, и забрать с собой образцы его работ. Кроме того, мне нужно взять на анализ кровь и кал Винсента.

— Что за глупость!

— Послушайте, я не совсем обычный менеджер, но, мне кажется, у нас все получится, потому что ваш сын — неординарный ребенок. Наша с вами задача, миссис Джайпушконбутм, сделать так, чтобы он оставался собой и мы могли бы развить все его таланты.

— Зовите меня Вероника. Так когда вас ждать?

14

Крэмден, штат Иллинойс — городок, где Винсент провел детство, — располагался в самом сердце бестолковых земель Среднего Запада. Позднее я шутил, что мне пришлось воспользоваться машиной времени и прыгнуть назад, чтобы попасть за пределы города, в ту глушь, где он жил. В моей шутке была доля правды. Чем дальше я ехал по отвратительно узкой проселочной дороге, тем глубже забирался в прошлое. Через десять миль стало заметно главенство природы над человеком: постройки начали уступать место полям, рощам и лугам, где лениво паслись коровы. Через двадцать миль последние следы цивилизации исчезли, и окрестности, по которым ехал мой черный «линкольн-таункар» вполне можно было считать доисторическими. Я вспоминаю дорожку, ведущую к дому Винсента, и вижу в переднем дворике замызганный надувной бассейн. Он представляется мне священным местом, откуда самонадеянное, амбициозное существо однажды выбралось, чтобы заняться неблагодарным делом — вершить историю.