— О’кей. Я позвоню. Я сейчас не одна.
— Вам продиктовать мой номер?
— Он у меня на определителе. Мне пора. Я перезвоню.
Именно тогда я в полной мере ощутил чувство одиночества и беспокойства. Я смотрел на светящиеся цифры электронных часов, переводил взгляд на телефон, прислушивался к тяжелому стуку дверей в коридоре, пытался думать о Винсенте и своей работе, но мои мысли неизменно возвращались к Веронике.
Около полуночи я еще раз набрал номер Силвейна, когда-то признанного журналом «Пипл» «самым сексуальным мужчиной современности», однако его по-прежнему не было дома.
Примерно в час в дверь постучали.
На ней были голубые джинсы в обтяжку и облегающая красная футболка. Я сел на кровать. Предложил ей стул.
— Надеюсь, ты не против, что я заглянула. Мой дружок никак не хотел убираться, так что в конце концов я послала его к черту и ушла сама.
— Все в порядке, миссис Джайпушконбутм.
— Ради Бога, зови меня Вероника. Терпеть не могу свою фамилию. Все думаю, не поменять ли.
— Почему бы и нет? Я свою поменял.
— Правда? А какая фамилия у тебя была раньше?
— Айффлердорф. Я откинул «дорф».
Она засмеялась, и мне захотелось на ней жениться.
— Моя девичья фамилия — Спинетти. Тоже не фонтан.
Ее губы находились в моем номере. Ее тело присутствовало уже не только в моем воображении.
— Ну и как тебе Винсент?
— Винсент? Потрясающий ребенок. Поразительно, насколько он развит.
— Ты тоже ему понравился. Прямо достал меня расспросами о тебе, когда ты ушел. Его нечасто увидишь таким счастливым.
— Я заметил, у него грустные глаза.
— О Господи, ты даже не представляешь, что это за наказание. Мальчишка иногда впадает в такую хандру, ужас! Просто не знаю, что делать. И главное — ни с того ни с сего. Один раз Андрэ принес мятное мороженое с шоколадной крошкой, мы разложили его детям по чашкам, так Винсент не смог есть. Мы его спрашиваем, типа, чего не ешь, а он разревелся и убежал.
— Почему?
— Потом сказал, что подумал про маньяка — того жуткого серийного убийцу из наших мест, его недавно казнили на электрическом стуле, ну, того самого, что мочил проституток, помнишь?
— Да.
— Винсент заявил, что мороженое с шоколадом было последней едой этого киллера перед казнью и что скорей всего в детстве он очень любил мороженое и мечтал лопать его каждый день на ужин, а мамаша ему типа не позволяла, поэтому бедняга попросил немножко мороженого перед смертью, ведь ему уже было все равно, даже если мать рассердится.
— Винсент очень восприимчив.
— Да уж, куксится на пустом месте. Он у меня такой, черт побери.
Вероника обвела глазами комнату.
— Эй, кажется, я тут бывала… О-о, виски! Нальешь?
Я хотел было намекнуть, что это вредно для будущего ребенка, но передумал и молча протянул ей пластиковый стаканчик.
— Послушайте, я определился и точно решил стать менеджером Винсента. Теперь мне нужно обсудить с вами еще кое-что.
Она с легкостью осушила стакан.
— Мы… в «Новом Ренессансе»… У нас есть одна мысль, которой я хотел бы с вами поделиться, — нерешительно начал я.
— Валяй.
— Может быть, это прозвучит дико, но мы относимся к нашей инновации очень серьезно.
— Поехали.
— Дело в том… Скажите, вы знакомы с утверждением, что искусство порождается страданием?
— Нет.
— Ладно, не важно. С тех пор, как возникло искусство, то есть с тех самых пор, как люди стали создавать художественные произведения, распространение получила идея, что творить — значит страдать. Художник обязательно испытывает муки, связанные с какой-либо потерей в жизни, несчастной любовью или физическим недомоганием. То есть страдание служит источником вдохновения для творца, он черпает в нем силы.
— Как Курт Кобейн?
— Именно. Я вижу, вы понимаете, какие цели преследует «Новый Ренессанс».
— Ну да, примерно, — произнесла Вероника, не отнимая от губ стакана.
— Мы считаем себя своего рода покровителями искусств, как в старые времена. Основатель академии, очень влиятельный человек с серьезными связями, имеет свою точку зрения по этому вопросу. Она не афишируется и, в нескольких словах, заключается в том… если можно так выразиться… В общем, если говорить начистоту…
— Плеснешь еще виски?
— Да, пожалуйста.
Я налил порцию Веронике и заодно себе — двойную.
17
— Мы намерены негласно влиять на жизнь вашего сына и причинять ему страдания, чтобы Винсента не оставляло вдохновение и он мог создавать великие произведения искусства.