39
— По-твоему, она говорила всерьез? — спросил Силвейн.
— Да.
По возвращении из больницы я позвонил Силвейну из дома Вероники. Дети, включая Винсента, отправились играть во двор.
— Она — шлюха, — продолжал я, — а шлюхи, особенно из захолустных городков, имеют обыкновение думать, что переезд в большой город — как правило, Нью-Йорк или Лос-Анджелес, — решит все их проблемы.
— Точно, — подтвердил Силвейн. — Я сам из Висконсина.
— Она даже толком не знает, чего хочет. Нет, беру свои слова обратно. Она убедила себя, что хочет покончить с прошлым. Конечно, надеется стать актрисой и прославиться. Опять-таки Вероника ужасная распутница. Такие, как она, думают одинаково. Она мечтает стать знаменитой или, на худой конец, затащить в постель какую-нибудь звезду. По ней, лучше быть известной и несчастной, чем несчастной и никому не известной.
— Или чем неизвестной и счастливой, — хмыкнул Силвейн.
— Именно. Понимаешь, о чем я?
— Еще бы, чудак.
— И что скажешь? Лучше не связываться?
— Не знаю, братишка. По-моему, это отличная возможность, и нам не следует ее упускать.
— Наоборот, если мы уберем эту женщину из жизни Винсента, то сделаем ему огромное одолжение, — возразил я. — У него будет больше вдохновения, если мы оставим ее здесь.
— Вот что: я поговорю с Прормпсом и узнаю его мнение, — сказал Силвейн.
К этому времени Прормпс активно участвовал в нашем проекте.
— Хорошо, — согласился я. — Мне пора.
— Мне тоже. Через час у меня свидание с Джудит Лайт.
В комнату вошел Винсент, и я выключил мобильник. Мальчик с угрюмым видом лег на пол, обхватил голову руками и уставился в потолок.
— Что случилось, кузнечик?
— Не знаю, — огрызнулся он, что было довольно странно для этого в общем неэмоционального ребенка. На миг меня охватила паранойя, я испугался, что Винсент слышал мой разговор с Силвейном. Может, он уже обо всем догадался? С начала проекта не прошло и двух лет.
— Хотя нет — знаю. Мне не нравится с ними играть, — к моему облегчению, произнес Винсент.
— Я был точно таким же. Никогда не играл с соседскими детьми, — поделился я. — Терпеть не мог школьные перемены. Тебе еще повезло — ты не обязан идти на перемену, если не хочешь, и даже можешь отказаться от групповой работы. Академия поощряет развитие индивидуальности.
— Другие дети обожают улицу, а я — нет.
— Мы с тобой похожи. Все, что я люблю, находится дома — книги, диски, фильмы, телевизор. За дверями одни придурки, которые только действуют на нервы.
— Я тоже предпочитаю быть дома, — признался Винсент. — Когда-нибудь я буду жить в большом-пребольшом доме, таком здоровенном, что мне никогда не понадобится выходить на улицу.
— Мы с тобой неправильные люди.
— И солнце я не люблю, — признался Винсент.
— Почему?
— На него даже нельзя посмотреть. Мне по душе луна.
— Ты замечал, что у луны грустное лицо? — спросил я.
— Нет.
— В следующий раз обрати внимание, ладно? Луна хмурит брови и печально глядит вниз.
— Хорошо, посмотрю. Харлан…
— Что?
— Солнечный ожог получить можно, а лунный — нет.
— Верно, — засмеялся я. — Кстати, ты в курсе, что Нил Армстронг первым ступил на Луну, потому что в НАСА решили пожертвовать именно им?
— Нет.
— Остальные астронавты знали, как вернуться назад, если что-то пойдет не так, а он — нет. Поэтому его смерть в общем-то ничего не значила.
— Зато его всегда будут помнить как человека, первым ступившего на Луну.
— Ты прав. А помнишь его знаменитую фразу: «Маленький шаг для человека, громадный прыжок для человечества»?
— Помню.
— Он ляпнул не то. Армстронг хотел сказать «Маленький шаг для меня…», а получилось пафосно. Правда, никто все равно не заметил.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — недоуменно спросил Винсент.
— Затем, что это правда. Я считаю, ты должен знать правду обо всем, разве не так?
— Так, только правда всегда выходит неприятной.
— Ага. Правда — неприятная вещь. Вот, пожалуйста, пример. Не хочу тебя расстраивать, но все люди, которые тебе встречаются, не важно — мужчины, женщины или дети, пусть даже очень красивые, внутри — скелеты. А скелеты безобразны. Пустые черные глазницы, жуткий оскал челюстей, резкие, дерганые движения. Повсюду сплошные ходячие скелеты. Страшновато, а?
Винсент кивнул.
— Погляди вокруг. Некоторые восклицают: «Ах, как прекрасен мир! Как великолепна природа, деревья, вода, трава». Ты когда-нибудь задумывался, что находится под этой прекрасной землей?