— Харлан, ты когда-нибудь любил?
— Конечно.
— Сколько раз?
— Трижды. Но ни одна из трех женщин не любила меня.
Моя единственная была уже совсем близко, живая и здоровая, и ей было суждено меня любить.
— Ненавижу определение «неразделенная любовь», — промолвил Винсент. — Какое уродливое слово!
— «Гонорея» — еще уродливей. А ты? Сколько раз ты влюблялся?
— Думаю, два.
— В кого?
— Ну, в Дафну и… Я раньше никому не говорил, потому что это вроде как нехорошо… В детстве я влюбился в двоюродную сестру.
— Глупо.
— Других девочек вокруг не было. Я бы и сейчас предпочел ее Дафне.
— И правильно. Дафна уже, наверное, переспала с половиной Франции.
— Откуда ты знаешь, что она во Франции?
— Кто-то из учителей сказал. Так что, ты уже положил на кого-нибудь глаз?
— Нет. Я пока не готов снова испытать боль. Кроме того, в одиночестве мне лучше пишется. Поводов для размышления хоть отбавляй.
— Привыкай. В мире полно жестоких, эгоистичных людей.
— Знаю.
— Я знаю, что ты знаешь и всегда знал. Эй, помнишь первое собеседование перед поступлением в «Новый Ренессанс»?
— Нет.
— Тебя попросили закончить предложение. «Я прав, потому что…» Таким образом мы проверяли, есть ли у ребенка творческие способности и в каком направлении они развиваются. Не помнишь, что ты тогда ответил?
— Нет.
— Ты сказал: «Я прав, потому что ты лев». Мне ужасно понравилось.
— Теперь бы я ответил: «Я прав, потому что знаю ее скверный нрав».
— Гений, как и прежде, — засмеялся я. — Можно мне на минутку отлучиться?
— Конечно.
Из кармана спортивной куртки я достал диск с черновой записью будущего сингла Кристины Гомес и, присовокупив к нему двадцать долларов, вручил диск-жокею. Когда по залу поплыли первые ноты «Все, что хочешь», я спрятался за декорации, чтобы понаблюдать за Винсентом. Исполнение Кристины было на удивление красивым, можно даже сказать — утонченным. Дополненный струнной секцией, ее голос звучал мягко, лирично, волшебно.
Винсент улыбнулся и начал крутить головой по сторонам, выискивая меня. Ощутив неловкость, я вышел из укрытия, помахал ему рукой и изобразил несколько неуклюжих танцевальных па. Винсент повторил их за мной. Я сделал вид, что мне захотелось пунша, а сам украдкой продолжал следить за ним с противоположного конца зала.
Винсент обошел танцевальную площадку. В новом костюме, который я ему купил, он выглядел непривычно изысканно. Слегка шевеля руками в карманах, он улыбался — полагаю, от гордости. Однако при виде пар, медленно двигающихся в танце, улыбка сползла с его лица. Влюбленные полностью растворились в песне: слившись в объятиях, юноши и девушки шептали друг другу нежности и плавно покачивались в такт, а Винсент стоял в глубине зала, не зная, куда себя девать. Ему оставалось лишь молча глядеть на живописную сцену. Через два месяца звуковая дорожка к этому мгновению заняла в национальном хит-параде первое место.
VI. КАРИ
56
Поскольку сингл Кристины Гомес имел огромный артистический и коммерческий успех, мистер Липовиц загорелся желанием выпустить в свет как можно больше композиций Винсента. Благодаря мне и Дафне у Винсента было предостаточно песен, записанных как на бумаге, так и на кассетах; песен столь блестящих и оригинальных, что я с трудом представлял их частью пресной коровьей жвачки, в которую превратился современный радиоэфир. Тем не менее нашей целью было именно радио.
Мое руководство решило не раздавать песни Винсента десяткам разных исполнителей, а распределить весь материал между двумя-тремя. Такое решение возникло в противовес состоянию современной звукозаписывающей индустрии, ориентированной в основном на синглы. Стандартный альбом поп-певца включал, как правило, одну добротно сделанную композицию, тогда как все остальные служили просто набивкой. Объединив произведения Винсента Джайпушконбутма в один диск, мы создадим качественный альбом для нескольких исполнителей и тем самым поступим справедливо по отношению к их аудитории.
Самая трудная часть нашего плана заключалась в выборе этих двух-трех достойных певцов или групп. Мне поручили остаться в Лос-Анджелесе до конца лета и помочь Стивену Силвейну определить наиболее подходящие кандидатуры. Я не без удовольствия сознавал, что в отличие от моего предыдущего пребывания в Лос-Анджелесе двадцать лет назад я не стану день за днем безуспешно тыкаться по студиям, предлагая свои записи, а ночами напролет сочинять музыку, которая никому не интересна. На этот раз последнее слово будет за мной, и ютиться на полу в чужой квартире мне тоже не придется.