- Приятного аппетита, - глухо сказал Игорь из-за кома, вновь подступившего к его горлу, - Только сдай после себя посуду в посудомойку, чтобы столовские шныри не ругались на тебя, - посоветовал Игорь и пошёл к выходу.
- Хорошо. Спасибо! - услышал за своей спиной Игорь голос паренька, который произнёс эти слова искренне, без малейшей тени заискивания, которого было так много в этой зоне.
Вспомнив этот случай и доев гречневую кашу, Игорь поставил миску на подоконник окна посудомойки, и пошёл к выходу из столовой. В его другом боковом кармане лежал ещё один газетный свёрток с нарезанными ломтиками хлеба. Игорь пошёл к Юрке, в Отдел труда, как тот приглашал его позавчера.
Пройдя по коридору, Игорь подошёл к двери "отдела" и, тихо постучавшись в дверь, вошёл в кабинет.
- Я же говорил, что это Игорь. Я же его по шагам уже узнаю, - сказал Юрий, - Привет, Игорь! Защёлкни там дверь на шпингалет и заходи.
Игорь закрыл дверь, защёлкнув её на шпингалет, и начал за руку здороваться с присутствующими. Здесь были кроме Юрия и Геннадия, Марк Яковлевич, Яков Иосифович, постоянно приходящий к Марку еврей маленького роста, с возрастом около шестидесяти, и Саша Шашников, давнишний приятель Юрия, высокий человек, лет за сорок, с интеллигентным лицом. Яков Иосифович был до посадки директором крупного ресторана, на железнодорожном вокзале города. Он был не по годам весёлым человеком, и в разговоре произносил букву "р" так, как её произносят французы.
Саша Шашников был бывший "сталинский сокол", который был уволен в запас, когда сократили армию при Хрущёве. Он был единственным сыном Зам. министра Госснаба тяжёлой промышленности СССР. Но, к моменту сокращения армии, Сашин отец уже умер.
Игорь вначале не верил Шашникову, когда тот рассказывал о своих "похождениях" в Москве. Но потом увидел у него много семейных фотографий, и убедился, увидев на нескольких фото молодого ещё тогда Александра, сидящего за одним большим столом, уставленным различными бутылками и блюдами с едой, или просто стоящего рядом, в числе многих других людей с Фиделем Кастро, бородатым вождём с Кубы. Шашников говорил, что в этот приезд в Союз, Кастро всё время прожил у них на даче, под Москвой. Были у него и фотографии самой дачи, старинного деревянного двухэтажного особняка.
Марк Яковлевич, бывший на воле начальником крупного склада, подал Игорю через стол свободный стул, и Игорь сел на него, недалеко от двери, где ему освободили для этого место Яков Иосифович и Саня Шашников.
- Я же говорил тебе, что за портрет не только индюха, но и жрачка будет, - говорил довольный Юрий, - Сейчас уже будем и банки открывать. Шпроты! Это же пища богов. -
Игорь протянул Юрке вынутый им из кармана газетный пакетик, - Держи. Здесь хлеб, порезанный уже. -
- О-о-о! Нормально. Я взял у хлебореза сегодня булку хлеба за две пачки сигарет. Но и твой тоже не помешает, - говорил Юрка, открывая две банки шпрот консервным ножом, - Ну, чего вы? Давайте... Кто режет хлеб... Кто делает бутерброды... Кто чай заваривает... Хотя нет. Чай ещё рановато. Когда поедим, тогда и заварим. -
Марк Яковлевич достал из своего стола и положил на него свёрток, который чуть раскрылся, обнажив кусок толстой, с кусочками сала на её срезе, колбасы, граммов на двести пятьдесят.
- О-о-о!- раздался дружный возглас.
- Со свиданки пронёс, - сказал Марк Яковлевич.
- Сегодня у нас царский ужин, - сказал, картавя, Яков Иосифович, - Давайте-ка я порежу эту колбаску. -
- Доверяем это только работникам ресторана, - пошутил Юрка, передавая ему небольшой самодельный ножик, сделанный из тонкого полотна ножовки по металлу.
- Рука не дрогнет, - прокартавил Яков Иосифович, вызвав общий тихий хохот.
Игорю доверили нарезать ломтики хлеба, а остальные занялись приготовлением бутербродов.
- И ещё есть одна вкуснятина, но её мы будем есть после того, как чифирнём, - сказал Юрка, хлеб для неё я оставил.
Когда были готовы бутерброды, их оказалось по три маленьких со шпротами "на брата" и по два, такой же величины, но с тоненькими ломтиками колбасы. Для зэков это был уже пир. В процессе пиршества, когда каждый медленно прожевывая, как бы смаковал эти деликатесы, пошли и непринуждённые разговоры.
У Якова Иосифовича его старший брат, хотя он и был уже на пенсии, но был "приглашён" главой области курировать стройку "Свинокомплекса". Поэтому Яша, как за глаза его называли все, находящиеся в этом кабинете, кроме Марка Яковлевича, выезжал на свинокомплекс, но не работал там, а хорошо питался поставляемыми его братом продуктами, и кое-что, иногда, получал от него и в зоне. Но никогда и ничего он не провозил с объекта в зону сам, и не просил этого сделать других зэков.
- Слыхали свежую новость? - спросил Яша, улыбаясь, - Прапора на свинокомплексе перехватили ксиву (письмо, записку) при её перебросе на волю. И все обосс... со смеху! - рассказывал он, держа в руке бутерброд, - В ксиве было написано поздравление для Анюты. -
Все слушающие знали, что "Анюта", - это погоняло (кличка) майора Анютина, мастера ШИЗО и ПКТ (ПКТ - помещение камерного типа, ранее называлось БУР - барак усиленного режима). Анюта был жадным и бессердечным человеком по отношению к зэкам, чем он среди них и прославился. Особенно бесчеловечным он был в отношении зэков, содержащихся в ПКТ, где он и был мастером "камерного" труда. ПКТ зэки часто называли по-прежнему БУРом.
- Так вот, - продолжал Яша, - ксива была уже в конверте с адресом в Москву, на программу Центрального радио "Концерт по заявкам радиослушателей". В ксиве было написано: "Пишет на вашу программу бригада БУРовиков из N-ска. Скоро у нашего мастера Анюты будет день рождения. Просим передать для неё песню. Названия её мы не помним, но есть там такие слова: "А-ап! И тигры у ног моих сели!" -
В кабинете раздался хохот. Хохотали все. Все откладывали при этом свои бутерброды на стол, чтобы с них не свалилась от сотрясения тел начинка из шпротов. Саня Шашников так зашёлся, что не мог уже хохотать и, содрогаясь в беззвучном смехе, отвалился спиной на узкий шкаф для бумаг, стоящий за его спиной. Хохотали до слёз.
- Да тихо вы, - говорил махая на всех руками Марк Яковлевич, сам хохоча и откидываясь от хохота на спинку стула, - Тихо... Сейчас ещё прапора прибегут. -
У Игоря от неудержимого хохота, даже заболело в солнечном сплетении, и он хохотал уже полусогнувшись. Яша тоже хохотал, и глаза его сверкали ещё и оттого, что он так развеселил всю компанию. Постепенно все, охая, отошли от смеха, но иногда, у кого-нибудь, хохоток иногда прорывался и впоследствии, как бы автоматически.
Все доедали свои бутерброды, и как бы не могли говорить после недавнего смеха. Юрка положил в большую кружку самодельный кипятильник, чтобы вскипятить воду для чая.
Марк Яковлевич поднялся со стула и сказал, - Яков Иосифович, пойдёмте, нам уже пора. А то мы не успеем. У нас же неотложное дело. Хватит, нахохотались, пора и делом заняться. А то опоздаем. -
Они быстро распрощались со всеми и ушли. Игорь опять закрыл дверь на шпингалет. Вскоре закипел кипяток, и Юрий засыпал чай в кружку и плотно накрыл её фольгой от пачки чая.
- Давно я так не хохотал, - сказал Игорь, закуривая сигарету, - Ген, дай пепельницу, пожалуйста. -
- Я чуть икать не начал от смеха, - признался Шашников, также прикуривая сигарету.
- Балдёж в зоне будет надолго, - вставил Гена.
- А куда это Марик с Яшей поскакали? - спросил Саня Шашников, повернувшись к Юрию.
- Ты что? Не понял? - повернулся тот к нему с гримасой улыбки, - В отряд. К тумбочке Марика. Мне сказали, что он сегодня три огромных баула со свиданки в отряд притащил. -
- Да, - сказал Гена, - Всем запрещено даже лишнюю пачку сигарет вынести со свиданки. -
- Ты же знаешь, что в этом мире всё продаётся и всё покупается, - отозвался на это замечание Юрий.