Глава 35
Гефор
Iе понимаю, отчего, но встречать пришедшего, сидя на земле, считается оскорбительным. Человек в сером приближался; обе женщины встали, и я последовал их примеру, и даже Балдандерс поднялся на ноги, посему, когда пришелец подошел к нам, сидящим оставался лишь доктор Талое, занимавший наше единственное кресло. Да, менее впечатляющей фигуры трудно было бы себе вообразить! Человек этот и вообще-то был невысок ростом, а из-за того, что одежда была ему велика, казался еще меньше. Вялый подбородок его порос неопрятной щетиной; подойдя, он снял засаленную шапчонку, обнажив голову, облысевшую по бокам к затылку - так, что остатки волос на ней образовывали извилистую линию, делая темя его похожим на старый, нечищеный бургиньот с незамысловатым гербом. Я помнил, что где-то видел этого человека прежде, однако узнал его не сразу. - Повелители! - заговорил он. - О, повелители и повелительницы мироздания! Вы, дамы шелкововласые, в шелка облаченные, и вы, господа, правящие империями и повелевающие армиями В-врагов нашей Ф-фото-сферы! Вы, чьи башни тверже камня, сильнее д-д-дуба, что распускает листья и после лесного п-пожара! И ты, мой господин, темный властелин, торжество с-смерти, вице-король над ночью! Д-долго служил я на кораблях сребропарусных, по сту мачт, достигавших самых з-з-звезд, долго плавал под их сверкающими кливерами, и Плеяды горели у нас за кормой, но никогда и нигде не встречал никого, подобного тебе! Зовусь я Г-г-гефором и пришел служить тебе - чистить плащ твой, точить ог-ромный меч, таскать за тобою корзину с глазами жертв твоих. Повелитель, подобными лунам Вертанди, умершим вместе с солнцем. Ч-что станется с ними, блестящи-ми игруньями, когда угаснет солнце? Долго ли будут гореть факелы? И потянутся к ним руки з-з-замерзаю-щих - увы! - чаши тех факелов холоднее льда, холоднее мертвых лун Вертанди, холоднее глаз м-м-мертвецов! Где сила та, что пенила озера? Где та империя, где Армии Солнца под золотыми стягами на длинных пиках? Где шелкововласые женщины, лишь накануне любившие нас? - Я так понимаю, ты был среди нашей публики, - сказал доктор Талое. Вполне сочувствую твоему желанию снова посмотреть представление, но мы будем к твоим услугам не раньше вечера - а к вечеру надеемся быть в некотором удалении отсюда. Гефор, встречавший меня возле Зала Правосудия, в обществе толстяка, женщины с голодными глазами и прочих, казалось, и не слышал его. Он смотрел на меня, бросая порой взгляды на Доркас с Балдандерсом. - Он ранил тебя? Вывернул суставы, и я увидел кровь твою, алую, точно на Троицын день... Какая ч-ч-честь для тебя! Ты тоже служишь ему, и служение твое выше моего! Доркас, покачав головой, отвернулась. Великан молча смотрел на Гефора. - Ты, безусловно, понимаешь, - сказал доктор, - что все это было лишь театральным представлением. (Я, помнится, подумал, что, если б публика не забыла об этом в нужный момент, когда Балдандерс спрыгнул со сцены, нам пришлось бы разрешать довольно сложную дилемму.) - Я понимаю больше, чем ты думаешь - я, старый капитан, старый лейтенант, старый кок на своем старом камбузе, варящий суп, похлебку для умирающих зверушек! Мой повелитель реален, а где твои армии? Где империи твои? Да источит ли настоящая рана фальшивую кровь? Где сиянье шелка волос? Где сила твоя, когда кровь ушла в землю? Я, старый к-к-капитан старого, дряхлого судна - с матросами, чернеющими на фоне серебра парусов, и Угольной С-с-скалой за кормою - соберу ее в стеклянную чашу! Пожалуй, здесь стоит отметить, что в то время я не обращал внимания на заикание Гефора, хотя память моя позволяет теперь зафиксировать его на бумаге. Он пел, он бурлил словами, брызжа слюной сквозь бреши в зубах. Возможно, тугодум Балдандерс понимал его. Доркас же, я уверен, он казался слишком отталкивающим, и она вряд ли разобрала хоть что-нибудь. Она стояла, отвернувшись, точно от альзабо, с чавканьем и хрустом вгрызающегося в падаль. Ну, а Иолента вообще не вслушивалась в то, что не касалось ее лично. - Ты сам можешь видеть, что этой женщине никто не причинил вреда. Доктор Талое встал и спрятал денежный ящик. - Мы всегда рады побеседовать с тем, кто оценил по достоинству наше представление, но, боюсь, нам пора за работу. Ты позволишь?.. Теперь, беседуя исключительно с доктором, Гефор снова надел шапку, надвинув ее почти до самых бровей. - Штивка? В ней никто не сравнится со мною, старым с-суперкарго, шипчандлером, старым стюардом и с-с-стивидором! Кто еще вставит орех обратно в скорлупу, кто поместит птенца обратно в яйцо? Кто уложит обратно в кокон, свисающий с ветки, словно опустевший с-с-саркофаг, выпорхнувшую из него б-б-бабочку? Я свершу это ради моего повелителя! Я буду следовать за господином моим в-в-всюду, куда ни направит он стопы свои! Я лишь кивнул, не зная, что на это сказать. В тот же миг Балдандерс видимо, уловив из сказанного, что пора паковаться - снял задник и принялся сворачивать его. Гефор с неожиданным проворством упаковал декорацию для Палат Инквизитора и смотал провода прожекторов. Доктор Талое взглянул на меня, словно говоря: "Что ж, теперь ты отвечаешь за него - так же, как я за Балдандерса". - Таких на свете множество, - сказал я. - Они наслаждаются болью, их тянет к нам, как обычного человека тянуло бы к Доркас с Иолентой. - Воображаю, - кивнул доктор. - Некоторые полагают, будто идеальный слуга - тот, кто служит единственно из любви к хозяину, идеальный крестьянин - тот, кто роется в земле единственно из любви к природе, а идеальная наложница - та, что раздвигает ноги десять раз за ночь единственно из любви к совокуплению... Увы, сих сказочных существ никто не видел живьем. Прошло около стражи, и мы отправились в путь. Наш маленький театр был аккуратно уложен в огромную телегу, составленную из частей помоста. Балдандерс, кативший ее, нес еще кое-что на спине. Доктор Талое, Иолента и я шли впереди, а Гефор тащился за Балдандерсом на расстоянии, быть может, сотни шагов. - Совсем как я, - сказала Доркас, оглянувшись. - А доктор - точно Агия, только не такой злой. Помнишь? Она не смогла прогнать меня, и, в конце концов, ты заставил ее прекратить... Я помнил все и спросил, отчего она следовала за нами с таким упорством. - Я не знала никого, кроме вас. И одиночество казалось куда страшнее Агии... - Значит, ты все же боялась Агии? - Да, очень! И до сих пор боюсь. Но... Не знаю, где я была до этого, но, похоже, была совсем одна - ужасно долго. Я больше не хочу оставаться одна. Ты, наверное, не поймешь этого; быть может, это тебе не понравится, но... - Что? - Если бы даже ты возненавидел меня, как Агия, я все равно пошла бы за вами. - Но Агия вряд ли так уж возненавидела тебя. Доркас подняла на меня взгляд. Я и сейчас вижу перед собою ее пикантное лицо, словно отражающееся в тихом омуте чернильницы. Быть может, оно было слегка утомленным и бледным, слишком детским, чтобы быть прекрасным, но глаза ее взирали на меня, словно лазурь небесной тверди потаенного мира, томящегося в ожидании Человека, и могли бы сравниться даже с глазами Иоленты. - Она ненавидела меня, - тихо сказала Доркас. - И сейчас ненавидит еще сильнее. Помнишь, после поединка ты был совсем не в себе? Ты даже не оглянулся, когда я уводила тебя. А я оглянулась - и видела ее лицо. Иолента заявила, что не хочет идти пешком. - Я повезу тебя, - раздался позади глухой, низкий голос Балдандерса. - Как? - Она оглянулась. - Поверх всего этого? Балдандерс не отвечал. - Да, я хочу ехать, но не на куче скарба, как дура! Даже не думай! Я словно воочию увидел печальный кивок великана. Да, Иолента боялась выглядеть глупо... То, что я сейчас собираюсь написать, наверняка покажется вам глупым, хотя это - чистая правда. Что ж, читатель, веселись за мой счет. В тот миг я был поражен тем, насколько я везуч и как везло мне с того момента, когда я покинул Цитадель. Я был уверен, что Доркас не только любит меня, но и является верным моим другом, хотя мы - лишь несколько дней как встретились. Тяжкая поступь великана позади напомнила мне, как много людей бродят по Урсу совсем одни. Я понял (по крайней мере, мне казалось, что понял), отчего Балдандерс предпочел повиноваться доктору и всю свою недюжинную силу отдавать выполнению любых возлагаемых на него задач. Кто-то, коснувшись моего плеча, отвлек меня от грез. То был Гефор, безмолвно подошедший сзади. - Повелитель... Я велел ему не звать меня повелителем и объяснил, что я - всего лишь подмастерье нашей гильдии, который вряд ли когда-нибудь возвысится даже до звания мастера. Он покорно кивнул. Губы его разомкнулись вновь, обнажив сломанные резцы. - Повелитель, куда мы направляемся? - К воротам, - отвечал я. Солгав ему, я солгал и самому себе - солгал, будто хотел, чтобы Гефор следовал не за мною, а за доктором и Балдандерсом. Правда же заключалась в том, что я вспомнил сверхъестественную красоту Когтя и подумал, как хорошо было бы не возвращаться в центр города, а унести камень с собою в Траке. Я указал в сторону Стены, возвышавшейся перед нами в отдалении, точно обычная крепостная стена - перед мышью. Стена была черна, словно грозовая туча, и, несомненно, множеству туч в вышине преграждала путь. - Я понесу твой меч, Повелитель? Предложение казалось вполне искренним, однако я вспомнил, какой заговор сплели Агия с братом, желая заполучить "Терминус Эсто, и со всею возможной твердостью сказал: - Нет. Ни за что и никогда. - Повелитель, мне больно видеть, как ты идешь пешком, неся его на плече. Должно быть, он очень тяжел! Пока я объяснял (и это было чистой правдой), что меч вовсе не так тяжел, как кажется с виду, мы обогнули невысокий, покатый холмик и в полулиге впереди увидели прямую, широкую дорогу, ведшую к проему в Стене. Дорога была запружена телегами, фургонами и прочим транспортом. Люди возле ворот казались мелкими мошками, а тягловый скот - муравьями, волокущими к муравейнику былинки. Доктор Талое обернулся к нам, продолжая идти спиною вперед, и указал на Стену - так гордо, точно выстроил ее сам. - Некоторые из вас, думаю, видят ее впервые. Северьян, дамы, бывали ли вы раньше так близко к Стене? Даже Иолента покачала головой. - Нет, - ответил я. - Я всю жизнь провел так близко к центру города, что Стена, если подняться на самый верх башни, в зал со стеклянной крышей, и взглянуть на север, казалась лишь темной полоской на горизонте. Признаюсь, я поражен. - На совесть работали древние, не так ли? Подумай - прошло столько тысячелетий, но осталось еще множество незастроенной земли, по которой мы шли сегодня! Городу есть куда расти! Я вижу, Балдандерс качает головой. Неужели ты не понимаешь, дражайший мой пациент, что на месте всех этих лугов и кущ однажды, в будущем, вырастут дома и пролягут улицы? - Они - не для разрастания Нессуса, - отвечал Балдандерс. - Конечно, конечно! Несомненно, ты уже побывал там и знаешь все досконально! - Доктор подмигнул нам. - Балдандерс старше меня и потому уверен, будто знает все на свете. Иногда. Вскоре мы оказались шагах в ста от дороги, и внимание Иоленты привлекло движение. - Если здесь есть наемные паланкины, ты должен нанять один для меня, - сказала она доктору. - Я не смогу играть вечером, если весь день буду идти пешком. Он покачал головой. - Ты забываешь, что у меня нет денег. Если ты отыщешь паланкин, то, конечно же, вольна нанять его, если хочешь. А если не сможешь играть вечером, твоя ученица заменит тебя. - Моя ученица? Доктор указал на Доркас. - Я уверен, ей не терпится попробовать себя в главной роли, и сыграет она на славу. Отчего я, по-твоему, позволил ей присоединиться к нам и участвовать в представлении? Так будет даже лучше - не придется писать еще одну женскую роль! - Ты глуп. Она пойдет с Северьяном. Разве утром он не сказал, что собирается вернуться в город, искать... - Иолента шагнула ко мне, еще прекраснее в гневе. - Как ты назвал их - Мантильи? - Пелерины. Тут же человек, ехавший почти по самой обочине верхом на мерихипе, придержал своего скакуна. - Если ты ищешь Пелерин, - сказал он, - нам по пути. Но не в город, а - туда, за ворота. Вчера ночью он ушли по этой дороге. Ускорив шаг, я ухватился за луку его седла и спросил, уверен ли он в достоверности этой информации. - Ночью я спал в гостинице, и прочие постояльцы разбудили меня, ринувшись на улицу за их благословением, - отвечал он. - Я выглянул в окно и увидел их шествие. Слуги тащили хоругви кверху ногами, жрицы рвали на себе одежды... - Лицо его - длинное, усталое, насмешливое - расколола пополам кривая улыбка. - Не знаю, что у них стряслось, но, ты уж поверь мне, уход их был впечатляющ и несомненен, как сказал медведь, стоя на поляне среди остатков пикника! Доктор Талое склонился к Иоленте. - Пожалуй, - шепнул он ей, - ангел мук и твоя ученица останутся с нами еще на некоторое время. Как позже выяснилось, он был прав лишь отчасти. Без сомнения, вы, возможно, множество раз видевшие Стену и каждый день проезжавшие сквозь те или иные ее ворота, на чем свет стоит клянете мою нерасторопность, и все же я, прежде чем продолжить свое жизнеописание, ради пущей уверенности, скажу о ней несколько слов. О высоте я уже говорил. Пожалуй, редкая птица сможет перелететь Стену - возможно, две или три, если не считать орла, огромного горного тераторниса, дикого гуся и им подобных. Именно такой вышины ожидал я, когда мы достигли подножия Стены: на этот счет ошибиться трудно, ибо она отчетливо видна на многие лиги вокруг, и облака, плывущие мимо нее, кажутся лишь рябью на глади озера. Сооружена она из того же черного металла, что и стены Цитадели, и потому, видимо, показалась мне не столь уж ужасной - все здания, которые видел я в городе, были выстроены из камня или кирпича, но материал Стены был знаком мне с раннего детства. Но пройти в ворота оказалось - все равно что спуститься в шахту, и я не смог сдержать дрожи. Пожалуй, все вокруг, кроме доктора Талоса с Балдандерсом, чувствовали то же, что и я. Доркас крепче сжала мою руку, а Гефор опустил взгляд к земле. Иолента, похоже, считала, что доктор, с которым она только что ссорилась, обязательно защитит ее, но, когда он, не отреагировав на прикосновение к плечу, продолжал шагать вперед и по-прежнему беззаботно постукивать по мостовой тростью, к изумлению моему, оставила его и взялась за стремя человека, ехавшего верхом на мерихипе. Над нами возвышались стены створа ворот, в которых через равные интервалы были прорезаны окна, застекленные неким материалом, гораздо прочнее и прозрачнее обычного стекла. За окнами виднелись силуэты мужчины, женщины, и какие-то странные человекоподобные создания возможно, какогены, существа, для которых аверн был обычным цветком, как для нас - маргаритка или иван-да-марья. Иные же казались зверьми, очень похожими на людей - странно было видеть разум во взгляде повернутой к окну рогатой головы и острые клыки в устах, раскрывшихся, дабы что-то сказать. Я спросил доктора Талоса, кто это такие. - Солдаты, - отвечал он. - Пандуры Автарха... Иолента, от страха прижавшаяся полной грудью к бедру всадника на мерихипе, добавила шепотом: - ...чей пот - злато для подданных. - Прямо - там, внутри Стены? - Точно мыши. Впрочем, я так понимаю, при ее невероятной толщине там, внутри, места хватает. В коридорах и галереях ее обитает бесчисленное множество солдат, готовых оборонять Стену, подобно термитам северных пампасов, обороняющим свои земляные жилища со старый дуб высотой. Мы с Балдандерсом проходим ворота уже в четвертый раз - я уже рассказывал, что по пути на юг мы вошли в Нессус через эти ворота, а год спустя покинули его через другие, что зовутся Печальными. Недавно, возвращаясь с юга, мы шли через еще одни южные ворота - Хвалебные. И каждый раз любовались Стеной изнутри, как вы сейчас, и лица этих слуг Автарха так же взирали на нас. Не сомневаюсь, что среди них есть и те, кто выслеживает неких определенных преступников, и, завидев одного из таких, они устремятся наружу и схватят его. Тут в разговор вступил человек, ехавший на мерихипе (как я узнал позже, имя его было Иона): - Прошу прощения, оптимат, но я невольно слышал твои слова. Могу рассказать больше, если тебе будет угодно. Доктор Талое покосился на меня. Глаза его сверкнули. - Что ж, мы будем рады, но прежде сделаем одну оговорку. Разговор пойдет лишь о Стене и тех, кто обитает внутри нее. Это означает, что мы не станем задавать вопросов, касающихся лично тебя, и, в свою очередь, ждем от тебя той же любезности. Всадник сдвинул на затылок потертую шляпу, и я заметил, что вместо правой руки у него - стальной протез. - Ты понимаешь меня лучше, чем хотелось бы, как сказал один человек, глядя в зеркало! Признаюсь, я надеялся спросить тебя, зачем ты путешествуешь в обществе казнедея и отчего эта дама, прекраснейшая из всех, что мне доводилось видеть, идет пешком в пыли. Иолента, отпустив его стремя, сказала: - С виду ты беден и немолод, добрый человек. Тебе вряд ли подобает расспрашивать обо мне. Даже в густой тени ворот я увидел, как прихлынула кровь к щекам всадника. Все, сказанное Иолентой, было сущей правдой: одежда его была поношенной и испачканной в дорожной пыли, хотя и чище, чем у Гефора, а обветренное лицо - изборождено морщинами. Наверное, целую дюжину шагов он проехал молча, но затем все же заговорил снова. Тон голоса его - ровного, ни высокого, ни низкого - был исполнен суховатого юмора. - В старые времена владыки нашего мира не боялись никого, кроме собственного народа. Дабы оборонить себя, они выстроили великую крепость на холме в северной части города, еще не называвшегося Нессусом, ибо река еще не была отравлена. Многих разгневала постройка той цитадели, ибо они полагали законным правом своим без помех повергнуть владык во прах, когда того пожелают. Но другие уходили в плаванье на кораблях, странствовавших меж звезд, и возвращались с богатой добычей и новыми знаниями. И вот однажды вернулась из плаванья женщина, не привезшая с собой ничего, кроме пригоршни черных семян:.. - А-а, - перебил его доктор Талое, - так ты - профессиональный сказитель! Следовало предупредить об этом с самого начала, ибо мы, как ты, должно быть, видишь, - тоже нечто подобное. Иона покачал головой. - Нет, из всех сказок я знаю только эту. - Он склонился к Иоленте. Позволено ли мне продолжить, о прекраснейшая из женщин? Мое внимание привлекли дневной свет впереди и сумятица в потоке экипажей, перегородивших дорогу - некоторые, желая повернуть назад, нахлестывали упряжки и пытались бичами расчистить себе путь. - ...и показала она семена те владыкам человеческим, и сказала, что, если не покорятся ей, бросит она семена в море, положив тем конец миру. Ее схватили и разорвали на куски, ибо господство их было абсолютным стократ против нашего Автарха... - ...да увидит он Новое Солнце, - пробормотала Ио-лента. - Чего же они так испугались? - спросила Доркас, еще крепче сжав мою руку. Тут же она ахнула, разразившись слезами, и спрятала лицо в ладонях щеку ее задел железный кончик плети. Протолкавшись вперед, я поймал за лодыжку ударившего ее возничего и стащил его с облучка. К этому времени ворота уже гудели от божбы, ругани, воплей раненых и рева испуганных животных. Если Иона и продолжал свой рассказ, я его не слышал. Возница, сброшенный мной с облучка, должно быть, умер мгновенно. Дабы произвести впечатление на Доркас, я хотел подвергнуть его казни, называемой у нас "Два абрикоса", но он упал прямо под ноги толпы и тяжелые колеса телег. Даже крик его в общей суматохе не был услышан никем. Здесь, мой читатель, проведя тебя, от ворот до ворот - от запертой, окутанной туманом решетки ворот некрополя до этих, в клубах дыма и пыли, быть может, величайших во всей вселенной и во все времена, - я сделаю паузу. Войдя в первые, я начал путь, что привел меня ко вторым, войдя же во вторые, пошел новой дорогой - длинной и долгой, лесами и полями за пределами Града Несокрушимого, среди гор и северных джунглей. Здесь, в начале ее, самое время сделать привал. И если ты, читатель, откажешься следовать за мною дальше, я не виню тебя. Дорога сия - нелегка.