— Нет уж, закончи и пошли дальше.
Он снова зашагал вперед.
— …Ночью стража не захотела оставаться в доме торговца. Шелка были надежно спрятаны. Никто, даже Старший Дядюшка, не хотел иметь дело с этими призраками, а уж он-то самый бесстрашный вор в Силили… В конце концов Старик Джа и другие члены клана вызвали магов и священников. Они курили благовония, били в гонги и выгнали духов. Одежды бессмертия сожгли у колодца, а шелк продали иностранцам, те повезли его в Тигарезун. Дом оставили гнить, Старый Джа собирался сжечь его, но торговцы подняли шум: лето было очень сухим, и они боялись, что огонь перекинется на другие дома. Так что он стоял пустым, пока не пришла чума. Ты что-нибудь знаешь о чуме?
— Ты сказал, это было десять лет назад, — Брэнн отодвинула ветку, чуть было не хлестнувшую её по лицу. — Тогда я была очень далеко.
— Было очень тяжело. Я имею в виду чуму. Тэмуэнги бежали, как крысы с тонущего корабля, но они позаботились о том, чтобы ни один хина не ушел с Утар-Сельта. Тех, кто пытался бежать, топили в заливе корабли, а на дорогах были выставлены баррикады. — Аитуати показал на что-то низкое и массивное, из-за тумана нельзя было понять, что это такое. — Это — колодец. Когда пришла болезнь, тэмуэнги приказали сжечь его, а какие-то дураки хина выполнили приказ. Когда болезнь пришла в нашу семью и умерла бабушка, Хотеа привела меня в этот старый дом, ведь духи не могут заболеть, если они уже мертвы. Ищейки тэмуэнгов сжигали все дома, где поселилась чума, но сюда — в жилище призраков — они прийти побоялись. Несколько дней наша жизнь была невыносимой. Мы не могли спать из-за уханья, криков, холодного ветра, неизвестно откуда дувшего, зловония и пинков. Но все это было не страшнее, чем то, что творилось снаружи… Мы почти пришли… Хотеа отыскала для нас еду и одежду. Я тогда подолгу оставался один. От нечего делать я стал играть с духами-детьми, а потом мы подружились и со старшими. К тому времена из Вода-ан выгнали многих духов, и все они пришли к нам. Кому понравится, что у тебя в доме привидение? Если позволяли средства, горожане нанимали магов, и те выгоняли духов. Поэтому вокруг всегда было полно бездомных привидений. А привидения узнавали о нас и приходили жить сюда.
Позади Аитуати услышал шум и обернулся. Два мастиффа выбежали из тумана. Их пасти были раскрыты, приводящие в ужас бездонные глаза горели безмолвным смехом. Он заставил себя отвернуться и подойти к маленькой двери в ограде дома, но не мог забыть, что собаки сзади — дрожь пробирала его. Он слышал, как они тихо ступают, и воображал, что чувствует их тепло и дыхание.
Аитуати раскрыл дверь и вошел. Между заборчиком и стеной дома было небольшое пространство, заполненное всяким хламом. Кости, пустые коробки, куски веревок, обрывки бумаги, клочки шелка и холста, листья, уже начавшие гнить. Дом был построен из красного кирпича, сверху покрыт гладкой черепицей, блестевшей от осенней влаги. Скатываясь по крыше, капли падали на гниющий внизу мусор. Аитуати впустил в дом Брэнн, собак и вошел сам.
Стены длинного, холодного коридора покрылись плесенью. Спутники вышли во двор, залитый лунным светом и заполненный туманом. Брэнн остановилась в центре двора. Казалось, свет луны молоком стекал по её фарфоровому лицу. Призраки кружили рядом. То растворялись в тумане, то проходили сквозь нее и вновь удалялись. Женщина не мешала им, но Аитуати заметил, что все это ей не нравится. Она терпела подобное обращение только ради того, чтобы потом ее никто не трогал. Собаки гонялись за крысами — появляясь, исчезая в тумане и в сырых ямах земляного двора. Они приблизились и обнюхали ноги Аитуати, затем, покружив, подбежали к Брэнн.
— Второй этаж в твоем распоряжении. — Аитуати стал подниматься по ступенькам. Мастиффы промчались мимо него вверх по лестнице. «Проклятые собаки!» Он прошел через небольшую галерейку на втором этаже и открыл дверь. В комнате было темно, тепло, пахло кедром, сандаловым деревом, лаком и специями, тлеющим торфом и раскаленным металлом — от закрытого камина.
Юноша поклонился, раскрыв руки.
— Входи в мое жалкое жилище, саери Брэнн.
И он отступил в темноту — стал открывать ставни на окнах и зажигать лампы. Из глиняного кувшина Аитуати налил воды в чайник, поставил его на угли, раздул огонь и вернулся к гостье.
Брэнн сидела, поджав одну ногу, в низком кресле. Другую ногу она вытянула вперед, а руки сложила на бедрах. В розовом свете лампы её волосы казались темнее, чем они были на самом деле: скорее пепельными, чем серебристыми. Глаза горели ярко-зеленым огнем, как два только что распустившихся ивовых листочка. Собаки снова превратились в детей. Они сидели на полу рядом с Брэнн, скрестив ноги и осматривая все кругом огромными, как у сов, глазищами. Их прямые волосы были коротко подстрижены, чудесные льняные волосы, у одного чуть темнее, у другого чуть светлее. Как и раньше, дети казались близнецами, и нельзя было понять, какого они пола, хотя Аитуати ясно помнил, что один из мастиффов был сукой.