Через силу улыбнувшись, Брэнн хлопнула в ладоши и начала танцевать и петь колыбельную для горы и ее сердца Арт Слии, для Слии, которая давала ее отцу огонь для печей, для Спящей Слии, могучего защитника и опасного соседа. Она пела «Слия просыпается…»
Веселая и испуганная одновременно, Брэнн в танце избавлялась от своих страхов. Спев песню, она пошла искать мыльную траву, чтобы отмыть испачканные в смоле руки…
Вернись, Брэнн и вспомни опять начало дня, то утро, когда Арт Слия была еще цела.
То утро началось, как и обычно. Брэнн вошла на кухню после завтрака, все домашние обязанности она уже выполнила. Стоя на стуле у умывальника, малыш Джинджи, весь в мыльной пене, тщательно натирал горшки и тарелки. Он обернулся и выдул мыльный пузырь.
— Ты, — проговорил он. — Уф.
— Теперь твоя очередь, мышонок, я мыла их вчера вечером.
Она вытерла пену на руке, подошла к мальчику и взъерошила его короткие кудряшки, засмеялась, когда он заржал, как маленький пони, и направилась к шкафу, где хранили еду.
— Шара.
— М-м-м.
Младшая сестра сидела за обеденным столом и возилась с крохотным растением, отрывая зеленую мякоть листьев и взрыхляя землю вокруг корней. Ей было всего девять лет, но её выбор был уже ясен ей самой и окружающим. Хотя и неофициально, малышка все-таки была принята на ферму дядюшки Саха и теперь проводила там все дни напролет, работая на полях, спокойная и молчаливая. Она поставила горшок на стол и оглянулась. Зеленые глаза девочки прикрыты тяжелыми веками, от чего она всегда выглядела сонной, хотя на самом деле совсем не хотела спать.
— Что?
— Разве мама не велела принести еще хлеба от дядюшки Джимиса? Нет? — Брэнн с трудом приподняла каравай. — Это все, что у нас осталось. И я его забираю.
Она положила всю буханку в сумку; даже черствый, хлеб дядюшки Джимиса сохранял какое-то особое качество до тех пор, пока его полностью не съедали. Туда же Брэнн положила кусок сыра, два яблока, надела лямки на плечи и, пританцовывая, вышла.
— Ведите себя хорошо, малыши, — прощебетала она и прикрыла за собой дверь, не обращая внимания на их возбужденные выкрики.
Брэнн пробежала по тихому дому к заднему крыльцу, где сидела, раскачиваясь в гамаке и баюкая малышку Руан, мать, тихо напевая под нос что-то неопределенное.
— Я пошла, — сказала Брэнн матери. — Ты что-нибудь хочешь?
Ассира сжала руку дочери.
— Будь осторожна, с горой что-то происходит.
Она закрыла глаза, не выпуская руку Брэнн, пробормотала еще какие-то слова и улыбнулась.
— Нарисуй мне как можно больше своих четвероногих друзей. Я подумываю о том, чтобы сделать гобелен с изображением горы и ее обитателей. — Она подняла бровь. — И пожалуйста, вернись к ужину, чтобы помочь накрыть на стол.
Брэнн кивнула, потом щелкнула языком.
— Ой, забыла. Я собиралась сказать Шаре, чтобы она принесла еще хлеба. Я взяла последний. — Брэнн похлопала по сумке. — Мне зайти к дядюшке Джимису на обратном пути?
Мать подняла тяжелые веки и вздохнула.
— Я все время забываю об этом, если Каллим не напомнит. А что нам нужно?
— Пару буханок, как обычно. И несколько медовых ватрушек с орехами. Пожалуйста.
— Ну хорошо. Дюжину ватрушек. Пока не ушла, скажи Шаре, чтобы она сходила за ними.
— Спасибо, мамочка. — Брэнн направилась к двери.
— Эх ты, непоседа. Будь повнимательней. Не дожидайся, пока гора обрушится на тебя.
— Не буду.
Она вернулась и, просунув голову на кухню, сказала:
— Шара, мама велела, чтобы ты пошла, купила хлеба и ватрушек.
И Брэнн вприпрыжку побежала к двери, напевая: