Она задрожала. Брэнн не могли издать ни звука, не могла заплакать, не могла ничего, даже гнева не смогла почувствовать. Она оцепенела, рассматривая хорошо знакомые лица. Стариков тоже не было. Молодые и сильные все стояли там, некоторые со связанными руками и ногами, мужчины и женщины; двое или трое сидели, опустив головы на колени. И ни одного старика. Не было Янголы Сердана. Не было дядюшки Гемара, который сделал для нее альбом. Ернис, с которым они праздновали дни рождения в один день, уже не встретит своего столетия. Латан, Синдари, Фирлиан, Фрин, Тислиш, Милло и так далее, так далее, длинная литания горя, список имен умерших. Она не понимала. Зачем? Для чего им это? Почему? Брэнн видела, как солдаты заходят в дома, выгоняют тех, кто хотел спрятаться, грабят дома и мастерские и уничтожают то, что не могут унести. Зачем? Кто эти люди, которые могут сделать такое? Она видела, как несколько солдат били дядюшку Синоса, который был в этом году старейшиной, слышала, как они кричали на него, спрашивая, где золото Арт Слии. Он пытался объяснить им, что они уже забрали его, и что только Инар, Идадро и Мигель взяли немного для гравировки и украшений. Но тэмуэнги не слушали. Когда им надоело избивать старика, один из солдат ударил его мечом, и они ушли, оставив умирающего истекать кровью. Брэнн видела, как другая горстка солдат выталкивала женщин, её мать была среди них, с площадки. Дети пытались увести Брэнн, но она уцепилась за край скалы и не сдвинулась с места, глядя, что делали завоеватели с ее матерью и другими. Она плакала, но не отрывала взгляда от происходящего внизу. Она увидела смерть, все это было странным и бессмысленным и казалось нереальным, настолько нереальным, что Брэнн представляла, как люди зашевелятся, поднимутся и пойдут прочь, как это бывало после битв, устраиваемых в дни равноденствия, битв, которые заканчивались танцами на всю ночь, подогреванием котлов с сидром и пиром на следующий день. Но мертвые не ожили и никогда уже не оживут.
Ночь спустилась в Долину, скрывая то, что происходило внизу, и все же она была не в силах заглушить звуки, долетавшие до Брэнн. Она слушала, содрогаясь, хотя и не могла видеть происходящее. И дети снова попытались увести её со скалы, но она не двигалась, она была не в состоянии двигаться. Всю ночь Брэнн пролежала там, прислушиваясь, даже тогда, когда уже нечего было слушать, лишь тяжкая тишина повисла над Долиной.
Несмотря на оцепенение, в ней росла решимость. Должно же существовать какое-то объяснение этому кошмару. В памяти сохранились позолоченный шлем с крыльями, кроваво-красный плащ, мощная фигура человека, идущего отдельно от остальных, одетых в черное и желто-коричневое. Это он кивком дал согласие на разграбление домов и магазинов, он разрешил издеваться на ее матерью и другими женщинами. Он стоял и смотрел, как людей собирают в группы, а потом сгоняют в зал собраний, чтобы там они провели ночь, кто как может.
— Он знает, — думала Брэнн. — Я должна заставить его сказать, должна.
С наступлением ночи Йарил, а потом и Джарил ушли куда-то, но вскоре вернулись. У Брэнн не было желания спрашивать, куда они ходили. Она лежала, не двигаясь, и ждала, а сама не знала, чего. Она не думала и не чувствовала, она просто существовала, как существует камень. Когда выпала роса, Брэнн стало очень холодно, но и это не вывело ее из состояния оцепенения, которое удерживало девочку на одном месте.
Приближался рассвет. Несколько солдат пошли в зал собраний и вывели оттуда две группы женщин, её мать тоже была там. Брэнн напрягла зрение, стараясь разглядеть в предрассветной дымке, что происходит. Рубашка и штаны матери были порваны и непонятно, как вообще держались. Она твердо ступала, на лице и руках синяки, глаза светились гневом. Брэнн видела мать разозленной только раз, когда новый ученик, не знавший ещё дорог Долины, на состязаниях подмастерьев обошел старшего брата Брэнн на какой-то пустяковине. Но это был совсем не тот гнев, что она видела сейчас в глазах матери. Когда женщин освободили, они стали готовить еду для солдат, потом для пленников.
Небо понемногу светлело. Запах готовящейся пищи доносился до Брэнн, и у нее засосало под ложечкой. Йарил исчезла, но через несколько секунд снова появилась, неся еду, которую дети украли для нее. С минуту Брэнн молча смотрела на хлеб, сыр и кувшин с пахтой. Несмотря на голод, она не могла есть, перед глазами стояли картины увиденного. Брэнн знала, что никогда не сможет забыть все это.