Теплая волна влилась в нее, согревая все внутри, но она не могла выразить это чувство словами. Через несколько секунд койно, опустошенный, повис на её руках. Брэнн взглянула на него и скинула с обрыва. Но вспомнив, как солдат швырнул Руану на груду мертвых тел, пожалела об этом. Она закрыла лицо руками, но, к своему удивлению, слез не обнаружила. Одна из собак, самка, подошла к ней и ткнулась холодным носом в руку. По привычке Брэнн провела рукой по шелковистой шкуре и почесала за ушком.
— Все было так, как должно было быть?
Собака заскулила.
Брэнн потерла кулаком глаз.
— Не волнуйся, со мной все в порядке. Может, вы все-таки объясните, или вы просто заставляете меня делать то, что вам нужно? Идите впереди. Я должна подумать обо всем этом. Идите и поймайте еще какого-нибудь зверя. А я пока прочитаю молитву.
Она посмотрела через плечо на обрыв и снова сжала кулаки.
— Слия учит, что жизнь священна, а смерть должна праздноваться и оплакиваться.
Брэнн говорила мрачно, чувствуя, что вся тяжесть обычая свалилась на её худенькие плечи. Джарил потерся головой об её руку и последовал за сестрой…
Прошел день, ночь и следующий день. Брэнн и дети понемногу привыкали друг к другу. Все это время они провели, забирая жизни у зверей больших и малых, деля это удовольствие между собой. Брэнн забыла о гневе, горе, нетерпении и страхе, и только во сне воспоминания мучили её ночными кошмарами. Дети заботились о еде и ухаживали за скотом.
— Коровы все иссохнут, — говорила Брэнн. — Неужели вы ничего не можете сделать?
— Нас только двое… По крайней мере, животные останутся живы.
Прошел день, ночь и еще день, и еще одна ночь. Когда солнце поднялось над горизонтом, Брэнн отправилась догонять свой народ.
Брэнн ехала верхом на черной лошади, черная грива животного щекотала девочке лицо. Слившись в одно целое, брат и сестра везли на себе Брэнн и утварь, добытую в разоренных домах. Брэнн неслась под гору, подобно ветру, безудержная и оживленная, как могучее животное под ней. Чудесным прохладным утром миновала она опустошенную, мертвую Арт Слию. День должен быть пасмурным, солнце должно спрятаться за облака, деревья должны вздыхать и скрипеть, вода в реке должна быть серой. Но все оказалось не так. Так же, как и горы, день и небо, Брэнн не могла грустить. Девочка чувствовала, как перекатываются мускулы под кожей животного, мускулы, силу которым давали жизни волков и койно. Она засмеялась в ответ ржанию лошади, когда та выразила свою радость.
Уже под вечер путники достигли первого из многочисленных водопадов. Лошадь остановилась около поваленного бурей ясеня и превратилась в двух полосатых охотничьих собак, а Брэнн со стоном упала на землю, ушибленное бедро заболело. Собаки вылезли из-под седла и кучи наваленной утвари и побежали прочь. Брэнн встала и опять застонала. Поискав, она вынула из кучи небольшой топор и пошла собирать хворост для костра. Ноги подкашивались. При ходьбе она старалась выворачивать колени, чтобы было не так больно. Когда костер был разведен и чайник раскачивался на импровизированном треножнике, Брэнн стянула одежду и нашла небольшой водоворот рядом с поваленным деревом, где её не могло унести. Она уселась на отполированные водой корни ясеня, болтая в воде ногами и наблюдая, как краснота на бедрах бледнеет, превращаясь из розовой в матово-белую — цвет здоровой кожи. Подвешивая чайник, она обожгла палец и теперь с любопытством смотрела, как волдырь от ожога высох, кожа затянулась и на ней не осталось никакого следа.
«Что-то во мне изменилось», — подумала она.
Брэнн соскользнула с корня и плюхнулась в воду, а потом вышла на берег и растянулась на стволе поваленного ясеня. Солнце приятно грело спину и ноги, она задремала, но тут шипение огня сообщило о том, что чайник вскипел. Девочка надела одежду, спрашивая себя, где так задержались дети, но любопытство стало слабеть, когда она заварила чай.
Обеими руками Брэнн держала горячую чашу и вдыхала ароматный пар, поднимавшийся над ней. Эту чашу сделал её отец и, как всегда, вложил в работу всю душу. Она подула на чай и прислушалась; издалека доносился лай собак. В тот момент Брэнн очень захотелось, чтобы отец был сейчас рядом, на стволе поваленного ясеня. Она опять отхлебнула чай, стараясь проглотить подступивший к горлу комок.