Пронзительное, болезненное одиночество, которое она почувствовала, постепенно отступило, когда она избавилась от ощущения напряжения, необходимости спешки, поразившего её в городских стенах. Она вошла в протяженные медленные ритмы земли, рождения, роста, смерти, возрождения — неизбежные, неизменные, вечные. Она была бесконечно малой пылинкой среди мерцающего травяного океана под бескрайним необычным небом.
Примерно через три часа она остановилась, напоила пони из придорожного колодца и пустила их пастись. Она прислонилась к пирамидке, скрестив ноги. Айлики прыгнула ей на живот; она рассмеялась и стала чесать махсара за его дергающимися ушами.
— Что ты делаешь, Кори? — над ней повис призрак Тре, его голос прорезал её дремоту. — Почему ты сидишь? Двигайся. Ты должна опередить снег.
— Так ты вернулся, — она продолжала поглаживать махсара. — Как мило.
Как всегда, он не обратил внимания на вопрос, явный или подразумеваемый.
— Ты не можешь терять ни минуты, ты должна пересечь Даутас как можно скорее.
— Тре… — Она вздохнула. — Ты знаешь, что это такое, ехать на животном, нажмешь посильнее, и оно сбросит тебя, ты не мог забыть этого, что с тобой такое?
— Ты знаешь, что со мной такое, — кристалл начал дрожать, хотя фигура мальчика внутри него размером с мышонка не изменила ни выражения, ни позы. — Я хочу выбраться отсюда.
— Как ты думаешь, почему я здесь? — она вздохнула. — Если я буду гнать пони слишком сильно, эти скакуны встанут прежде, чем закончится день. Перестань меня теребить, Тре, я знаю, что делаю». Она сняла с себя Айлики. — Пригони их, Лайли. Они уже достаточно отдохнули. Тре, что там с погодой? Отсюда кажется, что будет достаточно ясно, но там много гор.
— Буранов пока нет. Есть потоки после дождей, прошло много дождей, снега нет, не знаю, почему. В проходах лежит черный лед, по нему надо ходить с опаской. Ты должна попытаться преодолеть самые крутые склоны после полудня, когда солнце будет достаточно долго светить на лед, чтобы частично растопить его. Если вообще будет солнце.
— Прекрасно, Тре, послушай, похоже, что ты показываешься, когда хочешь уколоть меня, а в остальных случаях не обращаешь на меня внимания. Я стараюсь помнить, что ты мой брат. Не оставляй меня так, помоги мне. Говори со мной, даже если ничего другого и не можешь делать.
Призрак замерцал, стал прозрачнее, появился вновь, словно размытая акварель, нарисованная на воздухе, и исчез окончательно.
Коримини вздохнула и поднялась на ноги. Пони стояли на дороге. Они дожевывали пучки травы, с их ртов падала пена. Она криво улыбнулась, глядя, как Айлики с разбега взобралась по боку вьючного пони и уселась на его холке.
— Айли моя Лики, я начинаю удивляться, что за чертовщина здесь происходит.
Махсар сложил лапки на узкой груди и стал похож на Слию, следившую за потерянными безделушками, одного из меньших богов, которые словно мыши переходили от человека к человеку, являясь без зова, уходя без предупреждения, своенравное, ненадежное, весьма почитаемое семейство божков. Махсар важно кивнул, но что он имел в виду, понять было невозможно.
— Большая от тебя помощь.
Коримини покачала головой, взобралась в седло и, понукая пони, заставила его двинуться тяжелым шагом.
Прошли две недели. Коримини ехала и шла, шла и ехала, днем грызла яблоки и сухари, обычно, когда конь пасся. Останавливаясь на ночь, колдунья готовила тушеное мясо и лепешки, запивая все это крепким чаем и чашей красного вина, купленного в Капи Йунтипек. С водой трудностей не было, вдоль дороги постоянно попадались колодцы и водопои. Небо оставалось ясным, заморозков по утрам не было, воздух был очень сухим, но днем, даже после долгого солнца, стоял хрустящий холод. Несмотря на это, Кори проезжала мимо постоялых дворов, направляясь на ночлег к одному из колодцев. Словно стараясь загладить вину, которую он не собирался признавать, Тре являлся каждый вечер с сообщением о погоде и оставался, чтобы немного поболтать, в основном о том, что происходило с Коримини, как он сказал, из-за того, что он запечатан в кристалле, заточен в пещере. Так как с ним ничего не происходило, говорить было не о чем, если только не возвращаться вновь и вновь к тому, что уже было, чего он делать не хотел. Кори все больше успокаивалась. Она хотела верить, что близость, которую они делили, еще не исчезла и ждет, чтобы снова появиться, когда он будет освобожден. На третьей неделе она оставила позади последние редкие заросли травы и оказалась среди подножий Дхиа Даутас. Земляные волны покрывала низкая редкая поросль, серо-коричневая и бледная. Казалось, что в ней нет никакой жизненной силы, но кони с удовольствием принялись за нее, когда их отпустили пастись. У колючего кустарника были маленькие листья, которые несколько сильных морозов превратили в жесткие, темно-бордовые кожистые свертки, и медного цвета искривленные ветви, которые сплетались в плотные колючие шары, менявшие с возрастом только размер, но не строение. Кустарник рос спутанными зарослями среди и вокруг россыпей валунов, словно помет некоего гигантского зверя, страдавшего недержанием.