«Писгалоу» осторожно, по широкой дуге, обошел скопление островов и приблизился к концу пирса, который вдавался в озеро, словно палец. Пестрое собрание пассажиров всех рангов, вида и пола устремилось с корабля вместе со своими узлами товаров и мешками денег. Дэнни Синий и его помощники сошли на берег в середине этого потока, присоединились к очереди, выстроившейся перед воротами, и стали ждать, когда надзиратели-уоколинка пустят их в город.
Тритил Эсмун была в вышитом покрывале фрасской куртизанки, почти таком же, как и те, что она носила в Арсуиде. Симмс был неописуем, но на новый лад, он гладко зачесал назад волосы, его одежда была смесью темно-серых и черного цветов, подходивших ему больше, чем красные и розовые, которым он отдавал предпочтение, когда не работал, однако ничто не могло сделать его привлекательным.
Фелсрог была в ударе. Она выглядела достаточно свирепо, чтобы лишить жизни целый полк насильников. Ее черные волосы были туго стянуты на темени, за исключением трех локонов, свисавших со лба, и закручены, в спиральный узел, добавлявший ей несколько дюймов роста. Две золотые иглы с рукоятками в виде голов зверей пронзали этот узел и торчали над ним, как рога. Ушные сережки она сменила на длинные золотые стрелы, подвешенные на золотых кольцах. Они танцевали при каждом движении её головы. Поверх белой шелковой блузы с длинными свободными рукавами, скрывавшими её ножи, её худощавое тело обтягивала черная кожаная туника, под которой была узкая черная кожаная юбка с разрезом до бедра на левом боку и черные кожаные сапоги со шпорами, острыми, словно бритва.
— Тирпа Аэзул, торговец из Бандрабара, приехал на распродажу шелка, — сказал Дэнни бородатому стражнику. — Мои помощники, — махнул он рукой на остальных. — Ханум Хайа, также из Фраса, моя спутница. Хок Верпиакаю сын торговца из Силили, путешествует, чтобы изучить рынок.
— Он не уроженец Хайны?
— Нет. Кролдху. Его семья переехала в Силили по… гм-м-м, политическим соображениям несколько поколений назад. А это Вторая Дочь Азгин каб’ла Саваш, матамулли из Южной земли, зарабатывает приданое.
— Похоже, часть приданого надета на нее.
— Так оно и есть.
— Один такуин с каждого, подойдет любая серебряная монета при условии, что она весит по крайней мере пять тактов. Бросьте их в чашу… Хорошо… — он пересыпал монеты с весов в кожаную шкатулку и толкнул через стол четыре деревянных плашки. — Дер жите это при себе постоянно. Будьте готовы сразу показать их, если их захочет видеть с’сап. Воздержитесь от любого разнузданного поведения на улицах и в прочих местах, кроме таверн. Мы не варвары и понимаем, что нашим гостям нужно расслабляться. Однако это не должно выходить за рамки и может происходить только там, где не будет оскорблять наши глаза. Если вы выйдете за эти рамки или дадите повод для жалоб на вас, то вначале вас предупредят, затем оштрафуют, затем изгонят. Приговор Тситолока обжалованию не подлежит. У вас есть вопросы? Нет? Хорошо. Можете пройти.
Два дня и две ночи они бродили по Хеннкенсики, повсюду нм тыкаясь на стены. Единственными доступными им помещениями были огромные склады, где угрюмые пожилые женщины расстилали шелка на обитых столах и выжимали последние медяки из ходивших кругами покупателей. Тритил Эсмун распростилась со своим прошлым, и пожилые женщины тянулись к ней, как будто обоняли её свежесть, внюховались, сравнивая свои впечатления с позабытыми воспоминаниями, которые в них пробуждал аромат, и отвечали на ее вопросы, едва не падая с ног.
Пока Дэнни Синий и Тритил Эсмун разыгрывали свои фальшивые роли в благоухающем полумраке складов, Фелсрог изучала город, насколько это было в ее силах; она мысленно наносила свои воровские пути на его стенах и воображала, как взбирается и проникает в игловидные башни и высокие квадратные здания с их остроконечными крышами и стрельчатыми окнами. Окна, закрытые ставнями, не застеклены, чужой взгляд натыкается на экраны из дерева и слоновой кости, изрезанные переплетающимися запутанными змейками; дерево потемнело от времени и стало крепче, чем железо. Когда она прикидывала свои возможности, то чувствовала зуд и в пальцах, и в голове, она хотела взбираться по этим стенам и проделывать дорогу сквозь экраны, вдувать внутрь сонный порошок и красться в темноте в поисках сокровищ, которые, как она знала, лежали там внутри. Она следила, как цветные жидкости в ее вещем кольце колышутся и переливаются внутри кристалла, реагируя на охранители и ловушки; ей хватало беглого взгляда, чтобы понять, как слаб и беспечен был тот, кто ставил эти охранители. Она могла проскользнуть туда так же ловко, как змея проникает в мышиную нору. Она шла, не обращая внимания на лъюинкобов, которые оборачивались ей вслед и провожали ее взглядами. Дважды ее останавливали вооруженные с'сапы, амазонки-стражницы уоколинков. Она с энтузиазмом разыгрывала роль Второй Дочери, радуясь тому, как одурачивает их; развязность могла ее подвести, но они знали, каковы матамулли, и не обращали на это внимания. К вечеру второго дня она узнала все, что могла, и уже начинала повторяться. В этот вечер она пошла на встречу, полная нетерпения, раздражения и беспокойства. Чем скорее будет сделано дело, тем раньше она сможет получить противоядие.