Над головой высилась тонкая пелена холодных и серых облаков. Вокруг начинал задувать холодный сырой ветер. Он дул Кори в лицо и проникал в каждую щель в её одежде. Она дрожала и думала над тем, что ей делать дальше. Она не могла просто оставить человека лежать рядом с дорогой. Я видела его раньше. Я знаю это. Где-то. Силили? Кажется, нет. Где же… где…
Ветер сдул ему на лицо прядь черных волос; она пощекотала его нос, и он чихнул. И открыл глаза.
Он перекатился, сбросив Айлики. Та резко, пронзительно фыркнула и поскакала к пони. Прыгнув на седло, она села, весьма неодобрительно глядя на него, а раненный приподнялся и оглядел Коримини.
— Я знаю тебя. По крайней мере… — он поежился, ощупал ногу, увидел пятна крови вокруг и забыл, что говорит. — Я твой должник.
Коримини рассмеялась.
— Трижды.
— А? Ах, да! Ты права, — он прищурил свои очень синие глаза и более внимательно оглядел ее. — Кори?
— Теперь Коримини.
— Это означает, что ты нашла мужа?
— Никакого мужа. Я путешествую одна.
Она встала и полезла в карман куртки за перчатками.
«Он знает меня, как Кори, меня не называли Кори уже десять лет, десять… кровь господня, я знаю его, — она вновь оглянулась на мужчину. — Думаю, что я его знаю».
Он с трудом поднялся на ноги, кривясь от слабости. Потребуется время, чтобы восстановить плоть, потерянную им при исцелении, и кровь, вытекшую из него.
— Вижу, ты не осталась дома и не вышла замуж за одного из своих двоюродных братьев? Как твой брат? Не говори мне, что его выбрали на ярмарке?
— Даниель? — она уставилась на волнистые густые волосы; они были частью его, она убирала яд из этих прядей. — Но ты был…
— Лысым? Да, был… А ты была ребенком.
— Десять лет назад. С обычным течением времени человек перестает быть ребенком. А новая поросль на лысых головах не растет.
Он поднял бровь, что придало ему насмешливый вид.
— И похоже, ты носишь строгую прическу.
Она вздохнула.
— Мне это говорили. Если просидеть в школе десять лет, с тобой может такое случиться. Даже школа не выращивает волосы.
— Маг может отрастить волосы, если захочет. Разве ты этого не знала?
— Но ты не был… — она шагнула к нему и приложила ладонь к его груди. — Но ты стал… — Расстроившись, она отступила. — Почему я не почувствовала этого раньше, когда лечила тебя? Только теперь…
— Долгая история, — по его телу проходили волны дрожи. Ей было видно, как кривились мускулы вокруг его рта, когда он старался, чтобы его челюсть не дрожала. Она взглянула на небо, нашла водянистое пятно, бывшее солнцем. Оставалось, по крайней мере, три часа света. С одной стороны, ей не хотелось терять столько времени. С другой, Даниель был не в состоянии куда-либо идти.
У него не было куртки, ничего, кроме странной фуфайки, которую она вспомнила более ярко, чем его самого, когда сейчас подумала об этом. Фуфайка с двумя новыми дырками, которые не сделали её более непроницаемой для ветра.
— Можешь рассказать мне её потом, — она пошла к пони, в отрывистом скрипе ее шагов можно было расслышать раздражение. — Мы останемся здесь до завтрашнего утра. Пока я устраиваю лагерь, наруби дров для костра. Работа тебя немного согреет, — положив руку на седло, она оглянулась на него. — Если можешь.
— Если бы ты снабдила меня топором… Мои зубы просто с этим не справятся, — в его голосе звучало усилие, но под конец он быстро и криво улыбнулся.
— Дурак, — Она успокоилась и вспомнила дни, когда они ехали на телеге, а он рассказывал им сказки, слушая её болтовню, играл на своей флейте для неё и других детей. — Топора нет, только маленький топорик, можешь проклинать его, как хочешь, с моего благословения, — она начала развязывать ремни, державшие топорик, сама проклиная жесткую неподатливую кожу и неуклюжесть пальцев в перчатках. — Ах! — Она поймала выпавший топорик и протянула ему. — Лучше ты, чем я. Я видела полным-полно хвороста, когда шла под деревьями. Прошлым вечером я заточила этот топор…
Он зажал рукоятку между большим и указательным пальцами, еще раз криво улыбнулся ей и ушел, скрывшись под деревьями.