— Синий хочет. Синий уходит, — произнес маленький человек. — Он делал так раньше, сделает и снова».
— Ха! Маус, если ты им так доволен, иди и помоги Сэнди уложить груз.
— Я ящиками не занимаюсь.
Она яростно взглянула на него, но проглотила слова, рвавшиеся из её горла, отошла и встала, осматривая проплывающие мимо ящики. Из-за штабеля ящиков вышел Дэнни, следом за ним неохотно тащилась Фелсрог.
— Хей, Келли, я вернулся».
Она развернулась.
— Черт побери, где ты пропадал, дрюдж! — Она широко раскрыла глаза, осознав, что видит. — Эй. Ты не Дэнни.
— Помнишь Инконтерца? Матриз Лездоа ужасную? Я могу продолжить…
— Не трудись. Когда-нибудь тебе придется объяснить, как ты отрастил волосы на голове и подрос на три дюйма, и настолько изменил лицо, — она взглянула на свой хрон, — за девять часов. — Она заглянула за него. — И где ты нашел эту девку.
— Будь повежливее, Келли. Фелсрог не чья-то баба. Ни мужчины, ни женщины.
— Хм-м-м. У тебя нет никаких уважительных причин, что ты бросил свою работу на меня, не так ли?
— Нет. Но я продлю контракт еще на год, если ты дашь Фелсе место на борту.
— Гарантируешь, что не будет никаких хождений?
— Гарантирую. Даю слово.
— Договорились. У нее есть еще что-нибудь из вещей?
— Ничего, кроме имени… Фелса, позволь познакомить тебя с контрабандисткой и шкипером Келли Кунинга. Келли, это Фелсрог Лодрон. Она ни черта не понимает, что тут происходит, но она научится.
— Ты закончил? Хорошо. Отнеси свою задницу вон туда и принимайся за свое дело. Маус учуял колебания. Это означает, что нам надо убираться отсюда к чертям, пока нас не накрыл слиувашши.
Она смерила Фелсрог взглядом с ног до головы и обратно.
— Она твоя проблема, Дэнни. Держи её от меня подальше и проследи, чтобы она прошла дезинфекцию перед тем, как приведешь её на борт, — она поморщилась, развернулась и отошла прочь.
Фелсрог фыркнула.
— Сука!
— Еще какая. А если ты скажешь ей это в лицо, она рассмеется, а потом так тебе вмажет, что ты шмякнешься об землю с громким звуком… Пошли. У меня работа.
Фелсрог нашла укромный уголок у штабеля пустых ящиков, где она не попадалась на пути работникам. Дэнни был прав, она ничего здесь не понимала, может быть, и никогда не поймет. Она подумала над этим с минуту и решила, что все это муть голубая и не стоит воздуха, нужного, чтобы это выговорить. Она могла не знать, как действовали все эти стук-бряк-шмяк-звяк штуки, но она могли видеть, что они делали. Это все, что ей было нужно. Она посмотрела на вещие кольца, хмыкнула. «Как они работают, я тоже не знаю, но чертовски здорово научилась читать по ним». Солнце начинало садиться на западе, она решила, что это запад, это было похоже на запад, в точности так, как это было дома, и у Кунинги, конечно, пасть была еще та, но она обычно выглядела, по крайней мере.
Стук прекратился, демоны покатили свои металлические тележки по твердому белому веществу, покрывавшему землю, и скрылись за какими-то диковинными зданиями. Роликовая рампа сама по себе свернулась, сжавшись в невероятно маленький пакет. Наверное, в этом не было волшебства, но это было очень на него похоже. Дэнни носился туда-сюда, словно темуэнг, сгоняющий отбившихся от стада животных, сворачивая и запихивая все в эту штуковину. Корабль? Он напоминал ей старого болотного паука после двадцати лет брачных сражений, потрепанного и помятого, потерявшего челюсть тут, ногу там, но крепкого, как вареная бычья кожа. Она услышала свое имя и шагнула из тени, поджидая Дэнни, шедшего за ней.
«Начинается, что-то… — подумала она. — … но это должно быть интересно».
Йарил и Дэжарил промчались по долгому-долгому спуску и вонзились в сияние. Сверкающие шары метались зигзагами по запутанным кристаллическим решеткам жаркого молодого мира, вращавшегося вокруг светила в горячем молодом звездном скоплении. Вокруг них замелькали аулис — двоюродные братья и незнакомцы, искатели и родичи. Они приветствовали их, бурно и радостно носясь туда и сюда, кричли:
— Добро пожаловать! Мы думали, смиглар съели вас, Йарил и Джарил…
Лопаясь от любопытства, барахтаясь в волнах радости, явились аэты, подросшие за время их отсутствия. Вслед за агакгсами-наставниками появились афас, смеющиеся и распевающие свои детские песни, впитывающие общее возбуждение и радость, хотя они и не понимали, чем это вызвано. Переливаясь боками, величественные и неторопливые, прибыли агаксы, и наконец, наконец-то, мерцая, расширяясь, раскрываясь, чтобы охватить их и сжать в жарких любящих объятиях, притекли отец-мать.