Мабель ушла, и Марта ни разу не упомянула о ней, как будто ее никогда и не существовало. Как забыть о пережитом позоре, и все из-за этой гулящей девки. «Гулящей». Марта удивилась, почему раньше не использовала это слово. Вечером она поставила тарелки чуть дальше друг от друга, так что все было выверено, пустого места за столом не осталось, вот такая маленькая хитрость. Она решила стереть все следы этой девчонки, которой даже собственное имя не нравилось. Марта думала — с глаз долой, из сердца вон.
Эли всегда надеялся, что для Мабель наступят лучшие времена, но не таким же образом, не так быстро. Для Люка отсутствие Мабель стало еще более невыносимым, когда он осознал всю свою ответственность. Его тайна теперь была только его тайной. Что касается Марка и Матье, уход сестры заронил в их сердца странные семена, и эти семена гнева совсем скоро прорастут. Каждый по-своему осознавал, что их общее детство только что закончилось, как будто им ампутировали ноги или руки, и что, если они когда-нибудь решат обрести свободу, им придется прихрамывать, чтобы добраться до нее.
Плоть повсюду, она везде. Сердце лишь обманка, преувеличение, лишь жизненно важный насос, более или менее отрегулированный механизм, иногда не срабатывающий вовремя. Мы не знаем, где оно: чуть правее, немного левее? Плоть же ищет другую плоть. Сердца остаются на расстоянии. Не могут дотронуться друг до друга. Они как жители пограничных селений, границу которых охраняет злая собака. Сердце внутри, плоть же снаружи. Плоть свободна, склонна к измене, непостоянна. Плоть питается, уплотняется при контакте с другой плотью. Плоть предпочитает быть нагой, живой, через плоть постигается миг, плоть можно ранить, но можно и вылечить, плоть хочет, желает постоянно. Плоть умоляет о ласках. Не придумали еще слова, чтобы рассказать о том, как свободна, как аморальна плоть. Сердце — скучный старый мудрец. Плоть — то ли бог, то ли дьявол.
Эли был прав: Мабель была не просто лучиком, она была целым солнцем. Она наполняла семью своим светом и теплом. Братья любили ее просто потому, что она была. Марк и Матье давно знали, чего требует ее плоть. Они не осуждали сестру, сдерживали свою мимолетную ревность, поскольку знали, что она вернется, чтобы сиять для них. Мабель принадлежала им. С ней и жизнь с родителями становилась легче, сестра была другой, близкой им, и кровь их бурлила.
Теперь, когда она ушла, братья ужасно скучали. Они смотрели, как она тихо уходила по пыльной дорожке, и растущая дистанция увеличивала и их страх. Когда Мабель исчезла, страх превратился в ужас; ужас заполнил пространство, которое она занимала, землю, по которой она ступала и которая не сделала ничего, чтобы сохранить ее следы. Когда пыль улеглась, Марк и Матье вошли в дом, как будто после перестрелки, которую они проспали. Что касается Люка, то с этого момента Мабель не будет гнездиться у него исключительно внизу живота, она будет сжирать его изнутри, изнурять мечтаниями.
Когда они висели в пустоте, единственной целью Матье и Марка было приблизиться к горизонту, хотя бы на длину веревки. Для Мабель же это было лишь шагом на пути к раскрепощению. Веревка быстро стала слишком короткой. Ее, конечно, вначале подтолкнули, но больше всего она хотела пуститься по новой широкой дороге в путешествие к личной свободе.
На следующий день братья попытались избежать удара судьбы, отправившись к виадуку в надежде на то, что сестра вернется. Люк шел волоча ноги. Он не хотел идти, но братья не оставили ему выбора. Он ничего не сказал им о своем предательстве.
У виадука Матье завязал сначала веревку Мабель. Как будто колокол подвешивал, но не для того, чтобы созвать паству, а чтобы возвестить, что наступил конец света. Затем он привязал свою веревку и свесился в пустоту. Остальные последовали за ним. Болтаясь в пустоте, они не отводили взгляда от веревки, на которой никого не было. В деревне зазвонил церковный колокол, звуки едва доносились, сливаясь в бесконечный звон, пока не получилось долгое эхо. Потом эхо исчезло.
Мальчики по очереди смотрели на виадук, надеясь увидеть, как появится их сестра, надеясь, что она вернется и что они все снова будут заряжены энергией детства и новой яростью, которая теперь заставит их быть более бдительными.