Матье почувствовал покалывание в кончиках пальцев, которое распространилось на руки и плечи. Гнев и ярость больше не увеличивались. Они лишь переросли в уверенность. Его веки замерли, как будто он делал снимок того, что никогда не должно было бы произойти здесь, в этом лесу, у этой реки. Он будет спасителем всей долины, а не просто человеком из плоти и крови. Он медленно положил палец на курок, вставил патрон и снял с предохранителя. Перевел прицел с Ренуара на Саллеса и остановился на ящике. Посмотрел на надпись. Чистый свет проник в его сознание и рассеялся. Его палец плавно соскользнул со спусковой скобы на курок, и он нажал на него, не думая ни о чем другом. Раздался страшный взрыв. Матье опустил ружье и прижался лицом ко мху. Эхо взрыва отогнало все мысли. Прошло несколько секунд, и он перевернулся на спину, стараясь успокоиться. Вперед он смотреть не стал, но не из трусости, а из страха увидеть человеческие останки на противоположном берегу.
Матье шел медленно, как солдат, покидающий поле боя, не знающий, куда податься. Ружье, спрятанное под курткой, сковывало движения. Солнечные лучи, проглядывающие сквозь листву, как будто пробивали его тело, в голове пульсировало от взрыва. Он хотел бы, чтобы деревья заговорили с ним, заставили забыть о случившемся, хотел бы не возвращаться к действительности. Но он был один.
Он остановился за тополями у дома. Подождал. Ему нужно было двигаться, чтобы найти в себе силы идти дальше. Увидел, как вышла мать, прижав к бедру корзину с бельем. Она обогнула крыльцо, то пропадая, то появляясь среди листьев лилейника, а затем исчезла. Матье сделал глубокий вдох и направился к дому, прошел по крыльцу и толкнул дверь, которую мать оставила приоткрытой. Он шел прямо, не замечая Марка, который прислонился к плите и ел яблоко.
— Привет! — сказал он.
Матье не ответил. Он дошел до лестницы. Марк не настаивал, следя за ним глазами, удивляясь, что в этот день он не принес ни одной рыбы, ведь брат часто останавливался, чтобы рассказать про реку; но сейчас тот поднимался по лестнице, сурово, как монах, идущий по монастырю. Марк долго смотрел на пустую лестницу. Он доел яблоко и пошел выбросить огрызок на улицу, за ограду. Он вернулся в дом, поднялся наверх и постучал в дверь Матье. Ответа не последовало. Он снова постучал и вошел, хотя ему никто не ответил.
Матье сидел на краю кровати. Он чистил ружье тряпочкой, покрытой жиром, точными, осторожными движениями.
— Похоже, рыбы не было, — сказал непринужденно Марк.
Матье перестал тереть ствол. Он холодно посмотрел на брата.
— Что?
— Я говорю, что ты редко возвращаешься домой с пустыми руками.
Руки у Матье начали дрожать, поэтому он снова схватился за тряпочку.
— Я слышал взрыв; наверное, браконьеры... Видел их?
— Я ничего не слышал и никого не видел.
— Но ведь до виадука долетело.
Матье опять перестал натирать ружье.
— Ты был на виадуке?
— Да, я иногда туда хожу.
— Ясно...
— Что-то ты бледный.
— Простудился, наверное.
В комнате ярко светило солнце. Марк подошел кокну.
— Ты когда-нибудь им пользуешься? — спросил он, глядя на мать с бельевой корзиной.
— Чем пользуюсь?
— Ружьем. Никогда не видел, чтобы ты возвращался с дичью.
Матье опять принялся чистить ружье.
— Оно для охоты не подходит, — ответил он.
Марк повернулся к брату.
— Что ты на меня так смотришь?
— Вижу, что что-то не так.
Матье встал. Завернул ружье в тряпку и убрал в шкаф, за висевшее на вешалке длинное зимнее пальто.
— Если тебе больше нечего мне сказать, я хотел бы отдохнуть.
— Ладно, — сказал, чуть помолчав, Марк.
Матье вытер руки чистой тряпочкой и убрал чистящие средства в жестяную коробку. Марк подошел к двери и остановился.
— Матье!
— Ну что еще?
— Ты знаешь, ты мне все можешь рассказать, я же твой брат.
— Иди уже, и закрой эту чертову дверь, только сквозняки разводить.
В понедельник утром Эмили Ренуар и Сюзанна Саллес вместе отправились сообщить Линчу об исчезновении мужей. Те часто уходили, когда им вздумается, но всегда возвращались до рассвета. Законник был невзрачным мужчиной лет тридцати, он не курил, не пил ни капли алкоголя и всегда оставался серьезным и несколько отстраненным, что присуще людям, озабоченным своим внешним видом. На службе он всегда был опрятен и аккуратен, одет в красивую бежевую форму; время от времени он опускал ладонь на приклад револьвера, который носил на поясе в сделанной на заказ коричневой кожаной кобуре, купленной с зарплаты. Этот жест не был явным признаком нервозности, он больше походил на сладострастную ласку.