Он сказал себе, что в будущем ему следует искать самые большие тени, в которых можно спрятаться и защититься от плохих людей. Помимо спасительного вмешательства дедушки Сильвера, тени его окончательно успокоили.
— Хочешь, пойдем домой? — спросил Эли.
— Ноги как ватные еще.
— Лучше ватные, чем деревянные, — улыбнулся Эли.
Все еще сосредоточенный на тенях, Люк не понял шутку старика. Он подождал, пока генерал укоротится. Это была новая тайна: тень не была точной копией того, что ее создало, она все время менялась, она делала живым то, что живым не было, и чуть менее живым то, что уже было живым. С этого момента Люк мог видеть тени такими, какие они есть на самом деле, даже когда не было солнца, он действительно видел их, убедившись, что тень — это не мешок с дырками, чтобы дышать, и тем более не гроб.
Эли набил свою трубку и зажег ее. Сделал несколько затяжек и сказал:
— Тебе уже лучше, сынок?
— Думаю, да.
— Ты все еще думаешь о Линче?
— У него есть звезда.
— Просто значок, не более. Это у шерифов есть звезда, и, в любом случае, он не так прочен, как хороший костыль, поверь мне.
Люк вытер нос тыльной стороной большого пальца, затем поднес руку ко рту, прежде чем заговорить.
— Я знаю, кто ты на самом деле.
— Надеюсь...
— Ты пират, Джон Сильвер.
— Вот оно что!
— Ты знаешь, кто я на самом деле?
— Скажи!
— Джим Окинс.
Эли нахмурился.
— Как это?
— Мать говорит, что у людей много жизней, что мы все просто шелуха, в которую Господь запихивает то, что еще не закончил замешивать, что Он сделает последние штрихи в Судный день, вот что она говорит.
— Твоя мать сумасшедшая...
— Я бы хотел в другой жизни выглядеть не как идиот.
— Ты не идиот, — сказал Эли, указывая на Люка своей трубкой.
— Но у меня в голове чего-то не хватает. В школе со мной заниматься не хотели.
— Я тоже не ходил в школу.
— Правда?
— Да, правда.
Люк посмотрел на обрубок ноги деда.
— Может, в твое время не было школы.
— Была.
— Почему ты тогда не ходил в школу?
— Вероятно, это было не для меня.
Люк на мгновение задумался.
— И не для меня, — сказал он.
Эли осмотрелся, затем заговорщицки наклонился к Люку:
— И что нам теперь делать с нашим секретом?
— Может быть, мы сможем договориться. Давай, я слушаю.
— Ты скажешь мне, где клад, а я буду копать за тебя, поскольку ты не в состоянии сделать это сам, а потом мы поделимся.
Эли сделал вид, что задумался.
— По-моему, это справедливая сделка. Единственная проблема в том, что я не могу вспомнить, где он находится. Чертова память, — сказал он, прижав палец ко лбу.
— А карта, у тебя есть карта, на которой нарисовано, где он находится?
Старик выглядел подавленным.
— Я потерял карту... в море.
Люк с подозрением посмотрел на деда.
— Ты ведь не лжешь мне, правда?
— Зачем? Как ты верно говоришь, я не способен вырыть даже маленькую ямку.
— Может быть, ты вспомнишь.
— Видишь ли, старики забывают больше, чем помнят.
— Поэтому ты ищешь своего попугая, чтобы он помог тебе вспомнить?
— Своего попугая!
— Ты ведь иногда кричишь на него, правда? Я видел, как ты это делаешь.
Эли сразу понял, о чем говорит Люк.
— О да, эта чертова птица, она никогда меня не слушалась...
— Но ты продолжай, я уверен, что она вернется.
— Верно.
— Это значит, что ты принимаешь мое предложение?
— Принимаю.
Люк протянул руку, и Эли пожал ее.
— С этого момента ты можешь называть меня Джимом, а я буду называть тебя Сильвером.
— Может, это не очень хорошая мысль: мы вызовем подозрения.
— Ты прав, я не подумал об этом, это должно быть нашей тайной.
— Да, тайной, сынок. Давай, пошли!
— А я не напугаю твоего попугая, если он появится по дороге домой?
— Даже не беспокойся, у него характер мерзкий, но птица довольно общительная.
В конце концов начинаешь часто задаваться вопросом, когда же жизнь стала неуправляемой, когда машина вышла из строя, является ли жизнь цепью прошлых событий, которые управляют переменами, или сами перемены уже записаны в будущем.
Обычно во время еды Марта садилась за стол после того, как наполнила каждую тарелку. В тот вечер она уже сидела, когда все заняли свои места и смотрели на нее. Она не встала. В кастрюле на плите кипело рагу. Она снова подождала, сцепив руки над тарелкой.