— Стоило убить его.
Стараюсь не слишком возбуждаться:
— Чтобы в результате на нас обрушились полицейские. Этим утром за мной следили на рынке!
Еще один вздох, чтобы больше не приставать ко мне по поводу этого шрама на лице Сабины.
— И поэтому ты уезжаешь? Ты боишься?
— Есть одна вещь, которую я должен сделать.
— Более важная, чем «Карателло»?
Замираю на месте. Она права, я должен ей хоть что-то рассказать.
— Есть вещи, которые нужно обязательно сделать, чтобы покончить с ними раз и навсегда.
— Когда мужчины так говорят, это значит, что либо они собираются уйти навсегда, либо у них остались старые счеты, которые надо свести.
Улыбнувшись ее прозорливости, сажусь с ней рядом.
— Я вернусь. В этом ты можешь не сомневаться.
— Куда ты едешь? Это связано с евреями, с которыми ты ведешь дела?
— Этого тебе лучше не знать. Это старые счеты, ты права. Старые, как и я сам.
Деметра качает головой, пелена грусти застилает изумрудную зелень глаз.
— Надо лучше думать, выбирая себе врагов, Людовико. Не связываться с теми людьми, с которыми не стоит.
Удостаиваю ее широкой улыбки — она больше заботится обо мне, чем о борделе.
— Не бойся, я выкарабкивался еще и из худших положений. Это моя специальность.
Дневник Q
Витербо, 5 апреля 1547 года
Совершенно неэффективные действия. Вялое ползанье насекомых, которых можно различить, лишь приглядевшись очень внимательно, — остается лишь завороженно наблюдать легкую дрожь стеблей травы.
Трудно представить, что за этим копошением существует какой-то скрытый порядок, гармония, цель.
Надо прислушаться к собственной интуиции. Я написал Караффе, что собираюсь встать на след, чтобы найти виновных в распространении еще одного тиража «Благодеяния Христа». Это правда. В Витербо уже больше нечего делать. Кто-то превосходно работает на спиритуалистов, причем при их полном неведении, распространяя книгу по всему полуострову. Что же они надеются получить в результате? Новых последователей? Помощь? Создать условия для восстания скрытых сторонников реформации?
Жизненно необходимо понять, кто они такие, выяснить, чего они хотят.
Милан. Инквизиторы там, на севере, задержали обращенного в христианство еврея по обвинению в распространении «Благодеяния Христа».
Кажется, это венецианец португальского происхождения — некий Джованни Микеш.
Что общего мараны имеют со всей этой историей?
ГЛАВА 24
Венеция, 10 апреля 1547 года
Жуан и Бернардо Микеш возвышаются в дверях, как два настоящих великана, по контрасту с лысым карликом, высовывающимся между ними, — контрабандистом, торгующим книгами, и экспертом в области вин. Он кидается приветствовать меня, схватив мою вытянутую руку:
— Это действительно потрясающе, старина, ты просто представить себе не можешь, как развиваются события… Книги продаются, как горячие пирожки на углу, практически под носом Самого Католического Императора.
Останавливаю болтовню Перны, приветствуя двух братьев:
— С возвращением!
Меня хлопают по плечу:
— Надеюсь, ты не заставишь нас умереть от жажды. А она во время нашего путешествия мучила нас безмерно.
— Сейчас принесу бутылочку. Садитесь и рассказывайте мне обо всем.
Перна приклеивается к стулу и бросается в наступление:
— Нам еще удалось благополучно отделаться. Они уже собирались заставить разговориться твоего еврейского дружка, да-да, теперь тебе это смешно, но тогда все это было просто страшно, скажу я тебе, и, если бы не мешок денег, который он выложил тому жирному монаху, мы бы все сейчас не пили за твое здоровье, capito? Сейчас он бы наслаждался обществом крыс в одиночной камере Милана.
— Спокойно. Расскажите все с самого начала.
Перна становится примерным мальчиком, складывая подрагивающие руки на столе. Говорит Бернардо, а Жуан надевает на лицо одну из своих завораживающих улыбок.
— Инквизиция три дня продержала его в каком-то неизвестном месте. Его обвинили в продаже еретических книг.
Я смотрю на старшего брата, тот молчит, воодушевляя брата продолжить рассказ:
— Ему задавали уйму вопросов. Кто-то, должно быть, шпионил за нами. Все обошлось хорошо, оказалось достаточным выложить деньги нужным людям, и его отпустили, это были мелкие сошки, но в следующий раз все может не сойти так гладко.
Минута молчания, Перна ерзает, ожидая, что Жуан тоже скажет хоть что-нибудь.
Тот скрещивает тонкие пальцы, опершись локтями на стол.
— Они все преувеличивают. Эти люди ничего не знали о «Благодеянии» — у них были лишь самые поверхностные подозрения. Кто-то выдал им мое имя, и они пришли проверить. Вот и все. Если бы они действительно встали на наш след, они бы не взяли мои деньги… — ироничный жест, — или потребовали их гораздо больше.
Наш книготорговец взрывается:
— Да-да, ему это все кажется таким простым, но нам придется стать гораздо осторожнее. Я знаю и то, что им ничего не известно, этим четырем воронам, но кто из нас сейчас сможет вернуться в Милан? Кто? Этот рынок теперь для нас закрыт, страна недоступна, capito? Все герцогство закрыто для нас, мы не можем и шагу ступить на его земли — это для нас рискованно и опасно. Как мы получим выручку за книги, которые уже доставили туда?
Жуан успокаивает его:
— Мы получим свой навар в другом месте.
Когда мы разливаем вино по второму разу, Перна снова встревает:
— На какое-то время мы можем забыть о Милане. Вместе с тем всем нам придется постоянно оставаться бдительными: инквизиция укрепляет свои позиции. Павел III — трус, интриган, но ему не суждено жить вечно. От следующего папы зависят судьбы всех и каждого. И наши тоже.
Трое соучастников и компаньонов кивают в унисон. Больше не надо ничего говорить: мысли у всех одни и те же.
Дневник Q
Милан, 2 мая 1547 года
Рекомендательное письмо Караффы оказало свое действие: я прочитал это по взмокшему от пота лбу брата Ансельмо Гини и потрясенным жестам его коллег. В монастыре развернулась необычно бурная деятельность. Уши у всех навострились, а глаза опустились в пол.
Брат Ансельмо Гини, сорока двух лет от роду, два последних провел, скрупулезно просматривая рукописи и стараясь обнаружить в них малейший запах ереси, по непосредственному указанию руководства «Святой службы». На протяжении всего разговора он мучительно заламывал руки за одним из своих рабочих столов в читальне доминиканского монастыря. Возбужденное хождение за моей спиной не прекращалось ни на минуту, это я был инквизитором. Нервозность ощущалась в поведении всех присутствовавших в зале. Мы говорили понизив голос — очень тихо.
Джованни Микеш — это имя выдал нам один книготорговец, уличенный во владении десятью экземплярами «Благодеяния Христа». Как только его присутствие в городе подтвердилось, Микеш 13 марта был арестован. Его сопровождали брат Бернардо, их родственник Одоардо Гомес и книготорговец Пьетро Перна, которые не были задержаны. Предварительное расследование проводилось братом Ансельмо Гини.
На вопрос о причинах своего пребывания в Милане Микеш ответил, что ему необходимо встретиться с правителем, герцогом Ферранте Гонзага, так как он рассчитывает на его посредничество в переговорах с императором по поводу снятия ареста с части семейного имущества во Фландрии.
Он полностью отрицал собственную причастность к распространению «Благодеяния Христа», но подтвердил свой интерес к печати, заявив, что является деловым партнером крупнейших венецианских книгопечатников: Джунти, Мануция и Джолито. Микеш добавил, что осведомлен о существовании «Благодеяния Христа», но не о его содержании, которое его совершенно не интересует. Кроме того, он заявил, что удивлен нашим интересом к его показаниям в отношении книги, которая циркулирует в Венеции без каких-то ограничений.
На следующий день, после второй беседы, во время которой не велось записей, Микеш был освобожден. В ответ на мой вопрос по поводу причин подобного упущения брат Ансельмо ответил, что не услышал ничего нового, что не было сказано в первый день.