Он подходит к ящику и открывает его. Я вижу, как он возводит очи к небу. Он обращается к толпе с речью, в которой звучат уже укоризненные ноты.
Он приближается к нам:
— Perdono, perdone fratres, perdono.[83] — Серая борода длиннее, чем у меня, покрыта коркой из грязи и насекомых. Глаза — два голубых угля между морщинами, в которых скопилась многовековая грязь. Волосы падают на плечи, напоминая птичье гнездо.
— Perdonate fraters. Simplici ingegni, sicut pueri. Для еды, еды solum. Nunquam libres videro,[84] они не понимают, что это.
В тот же миг я чувствую движение на всех окружающих островках. Тростник сплошь заполнен людьми — я повсюду вижу дыры, тени жилищ. Широкие гнезда, удерживаемые ремнями и палками на уровне воды.
Деревня. Боже мой! Тростник оказался деревней.
— Они не знают о вашей миссии. Они не умеют читать. Они не преступники, просто бедные невежественные. Я, — он прикладывает руку к груди, — брат Лючиферо, францисканец.
Он пытается подобрать слова:
— Не бойтесь, глубокоуважаемые братья, я все понимаю. Вы миссионеры из аббатства. — Он указывает на ящик: — Христианские книги. Они не понимают, что это.
Он обращается к собравшимся со словами, которых мы не можем понять, но звучат они очень убедительно.
— Идите, идите.
Как по сигналу, просвет на болоте оживает. Женщины и дети появляются из хижин и приближаются к болоту. Мужчины устремляются к жилищам, крича каждый что-то свое. Раненый поднимается, тоже что-то говорит, даже он пытается принять участие во всеобщей суматохе.
Себастьяно стоит с открытым ртом. Я тащу его за собой, приказав ему молчать.
Брат Лючиферо, несущий свет отверженному народу, скрытому в болотах вдоль старицы По, как в неприступной крепости. В болоте, тянущемся от дельты реки По до Эмилии-Романьи. Ничейная земля, далекая и дикая. Брат Лючиферо, посланный нести свет Евангелия этим забытым людям тридцать лет назад, был и сам, в свою очередь, тоже забыт здесь. Вдали от современного языка и мировой политики. Потерянный в болоте, нанесенном на карты, он следовал примеру святого Франциска Ассизского, словно вырыв крест Христов, чтобы вбить его в зыбучие пески этих земель, бросить вызов языческим суевериям.
Тридцать лет…
Почти невозможно представить. Тридцать лет вдали от судеб церкви. От Лютера и Кальвина, от инквизиции и Вселенского собора. Чтобы прививать веру, основанную исключительно на милосердии к униженным.
Совершенно не обратив внимания на наш вид, он принял нас за таких же миссионеров, как и он сам, брата Тициано и брата Себастьяно, посланных из аббатства Помопоза распространять христианскую доктрину и книги. Он благожелательно и сердечно принял нас и попросил отслужить мессу в его местечке. Отвертеться мне так и не удалось.
Вот так дону Людовико, управляющему самым роскошным в Венеции борделем, под личиной брата Тициана пришлось столкнуться лицом к лицу с жителями болот и торжественно исполнить единственный религиозный ритуал, на который он был способен. Он перекрестил всех взрослых. От первого — до последнего.
Когда пришло время возвращения, нам предоставили проводника и подарили бочонок местного вина под угри в обмен на новую веру и два экземпляра «Благодеяния Христа».
Дневник Q
Витербо, 26 февраля 1548 года
Если я знаю старика, он начнет с мелкой рыбешки, как я ему и предлагал. С книготорговцев, посредников, печатников… И если этого окажется недостаточно, чтобы напугать крупных игроков, тех, кто финансирует всю операцию, тогда он придумает что-нибудь еще, чтобы убрать их со сцены. Старик никогда не действует импульсивно, под влиянием чувств. Он умеет выжидать. Даже смерть, кажется, заждалась его. Создается впечатление, что она не хочет забирать его, пока ему не удастся полностью выполнить свой План. Не так-то просто отделаться от таких людей, как Реджинальд Пол, или такой влиятельной семьи, как Мендесы. Надо изобрести что-то очень сложное, нарушить установившееся равновесие. Богатые венецианские евреи — хитрые люди, привыкшие, что за ними постоянно ведется охота, привыкшие платить за свое спасение, устанавливать надежные связи с людьми образованными и торговцами, общаться с ними на равных. Семейство Мендес вызывает искреннее восхищение, и в первую очередь женщины, владеющие искусством переговоров и многими уловками, способные одновременно и вести дела, и заниматься политикой.
Но выступать против Караффы — это всегда ошибка. Фатальная ошибка. Кто может сказать это лучше меня, человека, который служит ему уже тридцать лет?
В то же время новости от венецианских инквизиторов вновь вызывают озабоченность, и это касается распространения «Благодеяния Христа». Кажется, в сельской местности события время от времени выходят из-под контроля.
Новости из Венеции
Венецианские инквизиторы вышли на след францисканца, известного под именем брата Пьоппо, действующего в дельте реки По. Многие крестьяне в этих краях признались на исповеди, что он крестил их во второй раз, обратив «в новую веру в благодеяние Христа распятого».
С другой стороны, на противоположном берегу По семья рыбаков отказалась крестить собственного сына, «который еще не может понять тайну Иисуса Христа, распятого на кресте». Они никоим образом не упомянули о брате Пьоппо.
В Бассано одна женщина попросила убежища в монастыре потому, что муж избил ее, убеждая креститься во второй раз. В доме у этого человека был найден экземпляр «Благодеяния Христа».
Религиозные суеверия и глупость народа принимают все более и более абсурдные формы. Великие идеи отданы в распоряжение примитивных умов. Откуда распространилась идея крещения взрослых? И я не уверен, что из содержания еретической книжонки.
Надо искать другие свидетельства.
Поговорить с Караффой?
27 февраля 1548 года
Почему старик до сих пор не воспользовался «Благодеянием Христа» как оружием против Пола и спиритуалистов? Почему еще не отлучил своих врагов от церкви? Они бы практически не сопротивлялись: книга уже объявлена Собором еретической и предана анафеме, старику было бы вполне достаточно посадить в карцер Бенедетто из Мантуи и заставить его выдать имена своих учителей, от которых он получал советы по поводу текста, отредактировавших и напечатавших его.
Скорее всего, Караффа боится слишком быстро израсходовать собственные козыри. Он по-прежнему выжидает. Но с какой целью? Павел III долго не протянет, и англичанин может стать папой, к великой радости императора, который собирается использовать его как посредника в переговорах с протестантами.
Возможно, именно этого и выжидает старик воистину с нечеловеческим терпением, смертельного удара, нанесенного в последний момент. Но сколько он еще сам рассчитывает прожить?
Витербо, 4 мая 1548 года
Брат Микеле да Эсте, приор монастыря Сан Бонавентура в Ровиго, был допрошен инквизиторами Светлейшей дня 12 марта 1548 года по поводу деятельности некого брата Пьоппо, подозреваемого в ереси.
Имя и фамилия: Адальберто Рицци, францисканец из монастыря Сан Бонавентура, исчезнувший в конце января 1547 года вместе с немецким гостем, пилигримом, перекрестившим его водой из грязной лужи.
Новые известия, полученные от венецианских инквизиторов
Виченца, 17 марта 1548 года — арестованы плотник и хозяин постоялого двора, подозреваемые в том, что лаяли во время крещения младенцев. Во время дознания на вопрос, кто убедил их в том, что «крещение новорожденных подобно купанию собак», они ответили: «Некто, исповедующий немецкую веру и имеющий дела с властями, потому что он немец».
Падуя, 6 апреля 1548 года — студент Лука Бенетти публично утверждает, что «крещение бесполезно для умов, которые не могут постигнуть таинств веры, в первую очередь благодеяния Христа в отношении всего человечества».