Но существует еще и народное недовольство, распространяющееся не только в деревнях, но и повсюду вокруг. Инстинктивное, естественное отвращение к чрезмерной власти духовенства, вытекающее из ужасающих условий, в которых живет народ. Построить мост между евангелическим духом плебеев и их недовольством — нелегкая задача, которую мы и должны выполнить.
Это не обязательно будет происходить при свете дня, скорее нам придется действовать с удвоенными мерами предосторожности, скрывая наши намерения и нашу веру. Наш собор и послужит для того, чтобы уже в ближайшем будущем обеспечить единство всех общин, разбросанных по полуострову. Он состоится в Венеции в октябре и будет подпольным. Меня там не будет.
— Как?! Ты единственный, кто может объединить все братства! Ты авторитет для всех…
— За меня будет говорить документ, который я доверю тебе. Если я действительно являюсь единственным представителем духовной власти, мне лучше остаться в тени. Чтобы Тициана не знали в лицо, но почувствовали силу его слов.
Манельфи почтительно опускает взгляд и разглаживает бумагу на столе. Заметки, сделанные мелким почерком. Они станут голосом Тициана на совете итальянских анабаптистов.
Дневник Q
Антверпен, 3 сентября 1550 года
Лодевик де Шалидекер, он же Элоизий Пруйстинк, он же просто Элои.
По профессии кровельщик.
Подозреваемый в распространении еретических книг, в отрицании существования Бога, в отрицании первородного греха, в утверждении совершенства мужчин и женщин, в осуществлении кровосмешения и во внебрачном сожительстве.
Сожжен на костре, как еретик, 22 октября 1544 года вместе с многочисленными членами своей секты, так называемыми лоистами.
Его имя всплывает несколько раз в анналах властей Антверпена вместе с именами Давида Йориса, Йоханнеса Денка и нескольких местных дворян и богатых купцов.
Уже в тридцатых годах многие его сподвижники и последователи были арестованы.
Несмотря на свое скромное происхождение, Пруйстинк стал одним из столпов антиклерикальной деятельности Антверпена, хотя был ненавистен и лютеранам.
Он был судим и приговорен к незначительному наказанию в феврале 1526 года по доносу Лютера, который, после встречи с ним в Виттенберге, написал властям Антверпена, чтобы сообщить, какую опасность тот представляет. Благодаря отречению он полностью избежал наказания и даже тех мягких, формальных санкций, которые пытались к нему применить.
В 1544 году его подвергли пыткам, дабы заставить признаться в греховных делах и богохульных мыслях.
Он так и не назвал своих сообщников или последователей, тем самым подписав себе смертный приговор.
Приговор был утвержден Николасом Буцером, доминиканцем, снявшим с него последние показания.
Немец, которого я ищу, мертвец, заполнивший целую папку в архивах инквизиции Антверпена.
Этот мертвец сейчас возглавляет самый роскошный бордель Венеции.
Этот немец, которого я ищу, побывал в этих краях во время восстания анабаптистов.
Антверпен, 4 сентября 1550 года
Сейчас Николас Буцер — правая рука главного инквизитора Антверпена.
Лет сорок, высокий, сухощавый, с взглядом человека, привыкшего держать в своих руках судьбы людей.
Он выслушал меня весьма любезно. Он вспомнил все, без уклончивых недомолвок, практически все подробности невероятной истории.
Антверпенский ересиарх был человеком хитрым, образованным, способным сплести сложные сети интриг как в отношениях с чернью, так и с городской знатью. Даже сейчас многие считают его мучеником и героем. Если в порту просто упомянуть имя Элои, народ по-прежнему улыбается.
Элои-кровельщик был весьма своеобразным еретиком. Он отвергал грех с помощью остроумных аргументов, которые трудно опровергнуть. Казалось, он хотел создать рай на земле. Ему даже удалось добиться того, чтобы богатые ремесленники и торговцы делились своим товаром и собственностью с городским плебсом. Непревзойденный мастер в искусстве проворачивать трюки, плести интриги и убеждать. Его последователи в Антверпене жили все вместе в домах, предоставленных в их распоряжение богачами. По прошествии ряда лет многие десятки мужчин и женщин прошли через общину лоистов. Элои давал приют всем, не важно, от каких превратностей судьбы кто скрывался. Очень необычный еретик, противник экстремистских, кровавых крайностей анабаптизма. Тем не менее несколько беженцев из Мюнстера и из банды Батенбурга нашли у него приют. Великолепный мошенник и лицемер, он мог бы далеко пойти, если бы не перешел дорогу очень опасным людям.
Об этом в протоколах нет ни единого слова. Сложная схема мошенничества, нанесшая ущерб банкам Фуггера, фальшивые векселя, сотни тысяч флоринов. Невероятная вещь: сами банкиры затрудняются объяснить, как все произошло. И это до сих пор не совсем ясно.
Украденное так и не было возвращено.
В этом предприятии у Элои был партнер. Некий немецкий купец по имени Ганс Грюэб, исчезнувший бесследно.
Фуггер не мог позволить себе, чтобы об этой афере узнали, поэтому ему пришлось обратиться к инквизиции. Приказ принять меры против лоистов пришел непосредственно из Рима.
Не все они были арестованы. Полагают, что многие из них бежали в Англию.
Что касается бывших участников мюнстерской коммуны, трудно сказать, сколько из них стало лоистами. Запротоколировано лишь, что один из них некоторое время тому назад умер в тюрьме. Некий Бальтазар Мерк.
Имена других неизвестны. Их не было среди арестованных.
Неизвестный немецкий торговец, партнер Элои.
Невероятное мошенничество в отношении банкиров самого императора.
Так и не возвращенные деньги.
Двуличная, лицемерная стратегия.
Старый боец из Мюнстера.
Мальчик и статуя.
Тициан-анабаптист.
Антверпен, 7 сентября 1550 года
Тайна возвращает меня в прошлое. К стенам Мюнстера.
Возможно, это помрачение разума, события, которые я случайно связал между собой. Погоня за мертвецом.
За кем? Им мог оказаться и я сам. Последняя охота, чтобы оттянуть неминуемый конец. Что делает человек, когда понимает, что уже мертв? Прежде всего, он должен расплатиться по старым счетам. Окончательно выбросить из головы воспоминания, которые уже стираются в памяти. Уйти подальше от стен этой крепости.
В грязном рву моя жизнь висит на волоске и на перепачканных руках, отчаянно цепляющихся за землю. Наглая усмешка под усами наемника, приставившего лезвие к моему горлу.
Запах мокрой травы; я, как насекомое, распластан на ничейной земле — между городом и всем остальным миром. Обратной дороги нет. Впереди — неведомое: продажная армия наемников, готовых стрелять в каждого, кто выйдет за пределы этих стен.
Грязь, по которой скользят пальцы: главные крепостные башни, лучшие места для вторжения.
Твоя жизнь не стоит ломаного гроша, так он сказал мне, можешь считать, что ты уже мертв.
Я пылко описывал ему каждое укрепление, каждый проход, смены караула и время обходов охраны, количество стражников у каждых ворот.
Возможно, ты и продлишь свою жизнь, побывав в палатке у капитана, сказал он и рассмеялся. Ударил меня и потащил дальше.
Капитан фон Даун спас мне жизнь, предоставив мне шанс.
Вот что он сказал, дословно: если этой ночью ты сумеешь взобраться на стены и вернуться живым, ты докажешь, что тебе можно доверять.
Вот так и свершилось это предательство: втайне расчетливо планируемое с моего прихода в город сумасшедших, где я прожил с ними бок о бок больше года.
Последние месяцы голода и безумия, скрытые за мрачным пятном, вымараны памятью. Все это время я никогда не оглядывался назад, в прошлое, а через пятнадцать лет пытаюсь вспомнить слова и лица этих людей… Возможно, это потому, что я пытался скрыть от себя самого, что и сам заразился, на какое-то мгновение, там, в этом рву, что безумие поразило и меня, отвлекая разум от поставленной задачи. Возможно, это потому, что в те дни я мог провалиться самым жалким образом, заколотый наемником епископа, который вместо этого по какой-то прихоти судьбы решил оттащить меня к своему капитану.