Мы проходим мимо Риальто, Себастьяно толкает лодку изо всех сил, и мы сворачиваем в Рио-Сан-Сальвадор.
Руки у меня трясутся от волнения. Я весь горю, с головы до ног.
Я просто не понимаю, что происходит. Лицо Гресбека, сидящего напротив меня, наоборот, кажется спокойным, на удивление бесстрастным.
Когда мы поворачиваем направо в Рио-дельи-Скоакамини, он высыпает оставшийся порох и перезаряжает пистолет. Оглядывается и кивает с обнадеживающим выражением: нас не преследуют.
Я привожу мысли в порядок, проведя рукой по лицу.
— Где ты его взял?
— Герт, у Фуггеров можно хранить все, что угодно. Я знаю, о чем ты подумал. Но, как видишь, я никогда не подводил тебя — всегда оправдывал твое доверие. Как и в Мюнстере — Генрих Гресбек был хорошим лейтенантом.
— Я думал, та пуля предназначалась мне.
— Это были наемные убийцы Караффы. Они охотились за мной. Интересно, почему они меня там ожидали.
Рио-деи-Фузери… Мы поднимаемся по ней до Рио-ди-Сан-Лука, чтобы вновь свернуть в Большой канал. Мы направляемся прямо к Рио-деи-Мелони.
— Фуггеры знают, с кем иметь дело, Генрих. Их вошедшая в поговорку осторожность исчезает без следа, едва они встречаются с теми, кто гарантирует, что Бог на их стороне. Именно они предупредили Караффу.
Мы входим в устье Рио-Сант-Аполлинаре, поворачиваем. Мы почти у цели.
Гресбек качает головой:
— Охота только началась. Как мы доберемся до Тренто? Даже если нам удастся сделать это, Караффа будет ожидать нас там с распростертыми объятиями.
Лодка причаливает.
Гримаса, которая должна означать улыбку.
— Мы уже старые, Генрих. Мы попытаемся.
Он достает из кармана маленький блокнот. Пожелтевшие страницы, в кожаном переплете, скрепленные между собой петлей.
— Это тоже хранилось в сейфе Фуггера. Это единственный след, оставленный мною в жизни. Сохрани его, капитан, он твой.
Я сую его в рукав. Мы выпрыгиваем на берег.
Мы поднимаемся по узкому переулку, один за другим, пока не оказываемся у заднего входа в «Карателло».
Сведение счетов всегда происходит не так, как ожидаешь.
ГЛАВА 44
Венеция, 5 ноября 1551 (через мгновение)
— Грязные ублюдки, поганые друзья евреев! — Оплеуха. — Вот и кончился ваш праздник!
Пьетро и Деметра привязаны к стульям, избитые и опухшие.
— А с тобой, уродина, говеный карлик, я хорошенько позабавлюсь прежде, чем увижу, как ты изжаришься тут внутри!
Запах смолы.
Я уверенно вхожу в зал, оружие наголо, Мул не успевает обернуться, когда выстрел разносит ему плечо. Он мешком валится на пол.
Нацеливаю второй пистолет.
Гресбек — свой.
Их трое.
У них нет времени вытащить оружие.
Выпученные глаза уставились на стволы.
Они неподвижны.
Краем глаза нахожу: вот она, сумка. На стойке. Исповедь Манельфи.
Броситься вперед и схватить ее!
Но Генрих уже движется… Медленно… Вдоль стены, его рука скользит по отшлифованному мрамору.
Она у него!
Тень на лестнице, прямо у него за спиной.
— Осторожно!
Он моментально разворачивается… Лезвие скользит по его лицу… Его пистолет стреляет… Пуля попадает головорезу Мула прямо в грудь… Тот заваливается на спину на лестнице.
Стоящий у камина пинает бочку… Смола выливается на горящие угли… Стена пламени поднимается до потолка.
Он бросается на меня с ножом в руке.
Страшная боль в левой руке, как от укуса собаки.
Я кричу.
Хватаю его за волосы сзади, он теряет равновесие, а я впечатываю его лицом в угол стойки.
Пламя поднимается по портьерам, расползается по полу к ногам Пьетро и Деметры.
Быстрее… Не обращая внимания на жгучую боль!
Я развязываю веревки.
Освобождаю Деметру.
Затем Пьетро. Всхлипывая, он шипит:
— Сукины дети!
Я вижу, как по другую сторону огненной стены Генрих вытаскивает кинжал.
Схватка один на один.
Его противник — в нерешительности.
Генрих смеется. Вдруг молниеносным движением он бросает кинжал.
Хрип, и душа ублюдка покидает его тело.
Я кашляю, дым заполнил комнату. Деметра оступается и падает, и я несу ее одной рукой. К дверям! Мы на улице.
За нами — кровавый след. Мой. Голова кружится, ноги подламываются.
Перна кашляет:
— Сумка… Исповедь…
Я оборачиваюсь. Гресбека с нами нет.
Мне придется вернуться. Я совсем слаб, желудок выворачивает, зрение помутилось. Делаю глубокий вдох — нельзя потерять сознание. Ковыляю несколько шагов обратно к дверям — расстояние кажется бесконечным.
Уже в дверях различаю его силуэт в центре зала: сумка у него в руках.
Между нами стена огня.
Узкий проход между двух опрокинутых столов.
— Туда!
У меня подламывается колено.
У него за спиной в дыму поднимается разорванная в клочья кровавая маска Мула. Он сжимает в руках кочергу.
Я кричу, а он опускает ее, рассекая воздух.
Они оба падают.
Я больше ничего не вижу. Нет, Гресбек, пошатываясь, вновь поднимается на ноги. У него в руках больше нет сумки — он оглядывается.
Всего один миг.
Которого достаточно, чтобы его накрыла обрушившаяся балка потолка.
ГЛАВА 45
Побережье Феррары, четыре дня спустя
Матросы вытаскивают узкую длинную лодку на берег.
Здоровой рукой я помогаю донне Деметре волочить подол намокшего в воде плаща. С другой стороны Перна, провалившийся по пояс в воду, ругается себе под нос.
Мы останавливаемся на песке, под бледным солнцем, которое уже не греет.
Деметра ощупывает мою повязку:
— Будь осторожен, не мочи рану. И ешь побольше мяса, ты потерял много крови.
Я улыбаюсь ей: грим так и не скрыл синяков на ее лице.
— Не беспокойся, ты сделала с этой злосчастной рукой все, что могла. Скоро она будет как новая.
Жуан и Бернардо пожимают руку крошке Пьетро.
— Вы уверены?
Перна разводит руками. Из-за швов, наложенных на щеку, один глаз у него полуприкрыт.
— Ну, давай, Жуан, сможешь представить меня среди этих мусульман? Тюрбан совсем мне не идет, к тому же они даже не пьют вина. Они вообще не пьют ничего, кроме воды! Нет уж, спасибочко, все это не для Пьетро Перны из Лукки. Я предпочитаю остаться.
Он поднимает восхищенный взгляд на донну Деметру:
— К тому же у меня будет отличная компания.
Бернардо обнймает его, подняв в воздух.
Дуарте целует его в здоровую щеку, заставляя покраснеть.
Изумрудные глаза Деметры светятся.
Я глажу ее по щеке:
— Что ты теперь будешь делать?
— Начну все с начала как-нибудь, я думаю. Или, возможно, приму предложение Пьетро. Я выкарабкаюсь, не бойся.
Перна смущен:
— Феррара всегда была прекрасным рынком сбыта, capito? Отличным местом для того, чтобы начать все с нуля. У меня по-прежнему остались кое-какие контакты и здесь, и по всей Италии, с их помощью можно добиться многого. Если продолжат печатать книги, друг мой, не беспокойся, человеческий разум всегда найдет способ обойти списки запрещенных книг, а возможно, в один прекрасный день и отменить их вовсе. Всегда будет нужен кто-то, разъезжающий по стране и продающий книги, уж в этом можешь быть уверен.
— Если это говоришь ты, Пьетро, наверняка так оно и будет.
Он растроганно смеется. Мы обнимаемся.
Жуан указывает на опушку соснового бора:
— Повозка уже ожидает вас.
Пьетро поднимает свою сумку:
— До встречи, упрямый НЕМЕЦ. — Он понижает голос: — Берегите свои зады там, среди мусульман, и хорошенько смотрите, куда суете своих петушков, capito? — Потом добавляет с улыбкой: — До свидания всем!
Деметра:
— Удачи, Людовико. И счастливого пути.
— Удачи и вам двоим.
Они уходят по мокрому песку. Он, низенький и круглый, и она, высокая и элегантная. На опушке Перна оборачивается к нам, чтобы в последний раз помахать на прощание рукой. Он что-то кричит, но его слова уносит ветер.
Мы видим, как они исчезают за соснами.
Ко мне подходит Жуан:
— Нам пора. Лодка Беатрис, должно быть, уже подошла к кораблю.
Она приветствует нас на палубе флагманского корабля флотилии Микешей. Ветер растрепал локоны ее прически, но эта женщина совсем не утратила своей привлекательности, напротив, это придало ей столь соблазнительный вид, что сводит внизу живота и замирает сердце.