Я смотрю на Йозефа.
Он обращается ко мне на фламандском, языке далеких времен Антверпена.
— Именно это дело мы и собираемся обсудить. Попробуй.
С подозрением делаю глоток. Горячая жидкость льется в горло: сильный, чуть горьковатый вкус, затем — неожиданное ощущение прилива сил и обострения чувств. Я делаю еще один глоток, и на языке остаются зернышки, осевшие на дне чашки.
— Замечательно, но я не понимаю…
— Это называется кофе. Его зерна собирают с растения, распространенного в отдельных районах Аравии.
Торговец вручает нам мешочек с зелеными бобами, и Йозеф берет оттуда пригоршню.
— Их жарят и перемалывают в порошок, а потом заваривают кипятком. В Европе от этого напитка сойдут с ума! — Он интуитивно ощущает мое недоумение. — Султан демонстрирует, как высоко ценит услуги и информацию, которую мы ему предоставляем, но всегда надо иметь и другие проекты, несколько дел, которые можно развивать. Поверь мне, в Европе множество людей, один за другим, оценят те маленькие удовольствия, которые придают жизни вкус.
Я улыбаюсь и думаю о своей ванне, полной горячей воды.
Йозеф продолжает:
— Здесь уже открылись заведения, где можно отведать этот тонизирующий напиток. Такие местечки, как это, где можно поговорить, заключить сделку и покурить табак из этих фантастических трубок с водой. Вот увидишь, понадобится совсем немного лет, чтобы ввести подобные привычки и в Европе. Нам надо лишь начать рассылать мешочки с этими драгоценными бобами по нашим торговым путям и показывать, как их использовать.
— В Европе не ценят удовольствий, Йозеф, ты это знаешь.
— С Европой покончено. Теперь, подписав этот договор, они снова начнут воевать между собой, лелея варварскую мечту о мировом господстве. Весь остальной мир принадлежит нам.
Мальчик-слуга вновь наполняет чашки.
Я делаю глубокую затяжку из кальяна. Все тело расслабляется, и я растягиваюсь на кушетке.
Я улыбаюсь. Не существует такого плана, в котором можно было бы все предусмотреть. Одни воспротивятся ему, другие дезертируют. Время по-прежнему будет награждать победами и поражениями тех, кто продолжит борьбу.
Я с громадным удовольствием делаю новый глоток.
Мы заслужили тепло наших бань. Возможно, эти дни пройдут без болей.
Никогда не стоит следовать какому-то плану.
На листовке 1616 года отражены основные этапы жизни Мартина Лютера. «Вследствие этого пусть каждый, кто может, давит, душит, режет… помня о том, что ничто так не вредно, опасно и противно Богу, как восстание. Это все равно что убить бешеную собаку: если ты не нападешь на нее, тогда она нападет на тебя и захватит всю твою землю» («Против грабящих и убивающих орд крестьян»).
Томас Мюнцер на гравюре Кристоффеля ван Зихема. «Итак, скажи мне, грязный и мерзкий червь, кто же сделал тебя господином над людьми?» (Письмо к графу Мансфельду, 12 мая 1525 года.)
Ян Матис на гравюре ван Зихема. На заднем плане его смерть во время осады Мюнстера.
«Бог должен вымести свое гумно!»
Иоанн Лейденский на гравюре Генриха Альдгревера. «Вся эпопея анабаптистов и легенды врагов превратили нас в самых отвратительных и развратных чудовищ. Ну а в действительности мы были всадниками Апокалипсиса. Пророк-пекарь, поэт-сводник и безымянный отверженный, вечный беглец».
Бернард Книппердоллинг на гравюре Генриха Альдгревера 1536 года. «Мы начали борьбу, мы должны ее и закончить».
Мельхиор Гофман на гравюре ван Зихема.
«Один из самых эксцентричных пророков, которых я когда-либо встречал, уникальный в своем роде, своим безумием и ораторскими способностями уступающий лишь великому Матису».
«Европа, в которой политические изменения определяются германскими банкирами; в которой с целыми народами обращаются по законам военного времени. Европа, которую постоянно пересекают толпы беженцев, в которой восстанию отчаявшихся противостоит сплоченный фронт из древних аристократических фамилий и из набирающих власть торговцев. Всегда один и тот же дурно пахнущий ответ: пушки и уничтожение, затем меч и огонь…»
«…Нас никогда не интересовали абстрактные призывы к миру, ведь и в наши дни, как и четыре века назад, существуют серьезнейшие причины для возникновения войн. Они глубоко укоренились в преступной экономике и политике транснациональных корпораций и отдельных государств. В Соединенных Штатах точно так же, как и в империи Карла V. Точно такими же вызывающими отвращение причинами объясняются этнические чистки и репрессии, причинами, которые мы никогда не принимали и против которых всегда боремся… Было бы безнравственным и непоследовательным не использовать каждую возможность для публичного разоблачения безумия правительств и безразличия их подданных» (Из коммюнике для прессы авторов «О» против бомбардировок Югославии войсками НАТО, 1 апреля 1999 года).
Вид на Нюрнберг с юга. Ксилография Вильгельма Плайденвурфа и Михаэля Вольгемута, 1493 год. «Внушительные башни имперской крепости напомнили нам все, что мы и без того прекрасно знали: этот город один из самых больших, самых красивых и самых богатых в Европе».
Панорама Антверпена. Внизу: порт этого города на рисунке Альбрехта Дюрера. Справа: мост на Риальто из панорамы Венеции Якопо де Барбари.
«Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест коммунистической партии).
Обезглавливание крестьян после битвы под Франкенхаузеном. «Общая сумма, таким образом, составляет: 80 обезглавленных, 69 тех, кому выкололи глаза и отрубили пальцы — 114 флоринов и два медяка. Из этого следует вычесть 10 флоринов, полученные от горожан Ротенбурга, 2 флорина, полученные от Людвига фон Гуттена, — остается 102 флорина. К этому надо добавить плату за два месяца: за каждый по 8 флоринов = 16 флоринов, что составляет 118 флоринов и два медяка» (Квитанция палача-августинца, по прозвищу Филин, направленная маркграфу).
Титульный лист «Двенадцати статей» крестьян Швабии.
Описание пыток крестьян в хронике 1548 года. «Меня пытали в бараке Второго летучего отряда из Падуи. Меня привязали к столу так, чтобы голова болталась, и заставляли литрами пить соленую воду.
Меня избили, сломав несколько ребер и выбив глаз. Через мои половые органы пропускали электрические разряды и сожгли мне весь пах. Мне порезали бедра и икры, а раны засыпали солью».
«Община анабаптистов» — клеветническая иллюстрация Генриха Альдгревера. «Ужасающие процессии из двадцати или тридцати педофилов растягивались по аллеям кладбищ Модемы, выливаясь в безудержные оргии, во время которых эти чудовища лишали невинности собственных детей и детей своих знакомых».
Вверху: пытка раскаленными щипцами.
Внизу: «Один Господь, одна вера, одно крещение» — лозунг, выгравированный на монете Мюнстерской коммуны.
Клетки, в которых были выставлены трупы вождей Мюнстерского восстания. «Никто на них не смотрит. Прошлое висит прямо над головой. И если ты осмелишься посмотреть вверх, клетки всегда напомнят о нем».
Из анабаптистской газеты «Newe Zeitung»: Иоанн Лейденский в одеждах Голиафа повергает Давида.
Антиклерикальная листовка конца XVI века. «Содомит! Все они знали, что я всегда любил только женщин, а не маленьких мальчиков и не все эти извращения аббатов».
Бюст папы в манере Арчимбольдо с рисунка Томаса Штиммера.
