Теперь их пятеро. Мне казалось, их было четверо… Я мог бы поклясться, что насчитал четверых. Теперь их пятеро, и все столпились вокруг него… Ему крышка… Хозяин — на мощенном булыжником дворе… А этот не теряет головы… Кувшин, который я бросил, разбился вдребезги, но дело свое сделал! Неизвестный друг стоит себе столбом, открыто дразня их взглядом, словно он хозяин положения… Ну, давай… Выдай им что-нибудь… Как это было? Что ты там сказал перед тем, как тот громила обрушился мне на плечи… перед тем, как он сбросил меня в колодец?
Вскакиваю на ноги и начинаю сматывать цепь, даже не замечая, как кричу:
— Эх, как здорово ты сказал… Про Иисуса Христа и торговцев-дерьмоедов…
Он оборачивается, изумленный, почти настолько же, как и остальные. Немая сцена, все застыли, как на иллюстрации на бумаге… Я рискую потерять равновесие… Скорее всего, я похож на кусок дерьма в проруби или на полного идиота.
— Что ж, полностью с тобой согласен! А сейчас последуй совету собрата: нагни голову!
Великан, считавший, что утопил меня, багровеет, надвигается на меня… Ну, иди… Иди… Я уже намотал на себя всю цепь, а ведро у меня в руках… Ну, иди же… Замечательно… Иди, чтоб тебе оторвали эту громадную свинячью голову, которую ты носишь на плечах.
Приглушенный звон, глухой шум падения, какой бывает, когда коробится металл и дождь из зубов летит по воздуху. Он валится, как пустой мешок, без единого звука, выплевывая куски языка.
Начинаю раскручивать в воздухе цепь, все сильнее и сильнее, стоит показать этим изысканным господам, каким зверем может стать анабаптист. Ведро бьет по головам, спинам, летая по кругу все дальше и дальше от меня, цепь режет мне руки, но я вижу, как они падают, свертываясь калачиком на земле, бегут к двери, не добираясь до нее… Круг… Еще круг… Все сильнее и сильнее… Я больше не держу цепь — теперь она тащит меня… Это рука Божья, могу поклясться, господа… Рука Господа, который помог мне расправиться с ними. Кто-то падает, еще один, а в какой норе вы думали укрыться, безмозглые богатые пьяницы?
Сильный рывок, ведро застряло, зажатое ветвями деревца, которое само едва не повалилось.
Быстрый взгляд на поле боя: ух ты, все на земле. Кто-то стонет, полубессознательно зализывая раны, — взгляд полного идиота.
Брат оказался мудрым: он бросился на землю еще до того, как ведро прошло первый круг, а теперь поднимается, ошеломленный, со странным блеском в глазах — я неплохо справился с ролью карающего ангела. Я подпрыгиваю и, пошатываясь, направляюсь к нему. Он высок и строен, с заостренной темной бородкой. Слишком сильное рукопожатие — цепь изранила мне руку.
— Бог был на нашей стороне, брат.
— Бог и ведро. Такого я еще никогда не выделывал.
Он улыбается:
— Меня зовут Матис, Ян Матис, пекарь из Харлема.
Я отвечаю:
— Геррит Букбиндер.
Он спрашивает едва ли не растроганно:
— Откуда ты?
Я отворачиваюсь и пожимаю плечами:
— Из колодца.
ГЛАВА 19
Антверпен, 14 марта 1538 года
— Так я и стал Гертом из Колодца.
Матис от души веселился, слыша это нелепое прозвище, но его грела и мысль, что наша популярность в народе была заслуженной, а отнюдь не плодом случайного успеха. В общем, для него ничто никогда не происходило случайно, все имело свое объяснение в рамках Промысла Божьего. Объяснение, сильно отличающееся от внешней стороны явлений, которые были понятны нам, избранным. Он считал баптистов избранниками Господними. Это предприятие стоило довести до логического конца, грандиозного и бесповоротного. Мой Иоанн[32] из Харлема знал Гофмана — тот лично крестил его — и читал нам его пророчества. Близился назначенный день, день искупления и отмщения. Но я почти сразу понял, этот булочник сделал иной выбор, чем старина Мельхиор: он хотел сражаться в этой битве, и еще как. Он ждал лишь знамения Божьего, чтобы объявить войну грешникам и прислужникам беззакония. У него был собственный план: объединить всех баптистов и повести их опустошать этот мир — мир рабства и проституции, на которые стоящие у власти хотят обречь их на веки вечные. Да, но как узнать избранных? Матис постоянно повторял, что Христос выбрал своих помощников и апостолов из бедных рыбаков, наплевав на торгующих в храме. Поэтому все дело в доходе, проклятом доходе голландских торговцев. Такие люди выбирают, какую веру им исповедовать, лишь на основе собственных интересов, что превращает их в наших смертельных врагов. Чем сильнее вера связана с догматами и ритуалами, не подлежащими никакому обсуждению, тем привлекательнее она для них. В конечном итоге единственная причина, по которой они не сочувствуют римской церкви, — в том, что ее величайший паладин, император Карл, задавил их налогами и захотел хозяйничать в Нижних Землях, как в собственном доме, не давая развиваться их хозяйству. Не важно, что многие богатые торговцы придерживаются благой веры: благой веры — как часто повторяет мой пекарь из Харлема — недостаточно, нужна истинная. Если бы было достаточно лишь благой веры, не понадобилось бы искупления: «Благая вера не исключает ошибок: многие благоверные евреи кричали: „Распять его!“ Благая вера — идея Антихриста».
Но еще более удивительным было, как Матис разоблачал лицемерие священников и докторов, читающих Библию с университетских кафедр и амвонов: эта злосчастная теология, опирающаяся на «нравственную честность» и «порядочность», часто и охотно используется лишь властями. «Евангелие, напротив, превозносит бесчестных, в нем обращаются к продажным женщинам и сводникам, не к раскаявшимся проституткам, а к шлюхам, какие они и есть на самом деле, к преступникам из всех сточных канав и выгребных ям земли». Призывы к честности и морали были, по его мнению, внесены в религию Антихристом.
По этой причине именно среди простого народа: ремесленников, нищих, уличной голытьбы — мы и найдем избранных, тех, кто страдает больше других и кому нечего терять, кроме участи отверженных миром. Именно в них может сохраниться искра веры в Иисуса и его неминуемое возвращение на землю, потому что положение этих людей ближе к предпочтенному Им образу жизни. Христос выбрал обездоленных: шлюх и сводников? Значит, именно среди них мы и должны вербовать капитанов для этой битвы.