Смех Фаррелла внезапно сменился кашлем; мужчина перегнулся через ограждение и прижал свой живот, чтобы вызвать рвоту. Немногочисленные прохожие не обращали на него внимания: всё больше и больше людей страдало от отравления организма примесями в воздухе и еде, и кровоточащие и блюющие на улице люди больше никого не удивляли. Рвотные массы, как ни странно, немного успокоили отмирающие слизистые ткани, и кашель прекратился. Тяжело отдышавшись, Фаррелл осмотрел свою одежду, выпрямился и отошёл от ограждения, чтобы продолжить свой путь.
Через некоторое время вдали завиднелась белая вывеска цветочного магазина, выделяющаяся среди кислотных цветов неоновых притонов – клубов нового поколения, которые посещали в основном люди с кибернетическими имплантатами. Установленные внутри «глушилки» вызывали сбои в работе искусственных органов, и те подавали в мозг разрозненные, противоречивые сигналы. В конечном итоге перегруженный мозг наркомана синтезировал такие ощущения, которые не могли бы вызвать ни синтетические, ни органические психотропные вещества.
Примерно через пять-шесть принятий такого наркотика нервные клетки и в головном, и в спинном мозге начинали отмирать, парализуя своего нерадивого хозяина. В неоновых притонах на этот случай находились осведомители Question’а, вызывающие его представителей для помощи бедному человеку. Родственники наркоманов были рады возможности отдать парализованного калеку компании, рассчитывая на должный уход за больным и, конечно же, на неплохую денежную выплату. Question, в свою очередь, получал идеальный материал для создания «человеческого процессора» – повреждённый, но всё ещё рабочий мозг, лишённый необходимости следить за жизнедеятельностью тела, отлично справлялся с многочисленными вычислениями, необходимыми в работе компании.
На фоне этих смертельных притонов, заполняющих всю набережную Темзы, цветочный магазин «Цветы жизни» выглядел по меньшей мере странно. Витрины с искусственными цветами, подсвеченные изнутри, были целы и хорошо, старательно протёрты. Сам магазин был оформлен просто и по-старому: светло-коричневое дерево мягко отражало тёплый свет ламп накаливания, создавая в помещении уютную атмосферу.
Пожалуй, единственными изменениями, привнесёнными новой хозяйкой после смерти Линды, были установка застеклённых прилавков побольше – Эмили решила продавать цветы вместо дизайнерских детских игрушек – и, через несколько лет, установка модуля искусственного интеллекта, следящего за поддержанием нужных условий в стеклянных холодильниках. С каждым годом аренда этого помещения всё дорожала, и Эмили бы не справилась без помощи Фаррелла – торговля цветами становилась всё убыточнее и убыточнее с каждым днём.
Приветливый перезвон дверного колокольчика заставил Эмили обернуться: до этого она сосредоточенно разглядывала букет на внутренней витрине, то и дело поворачивая его то одной, то другой стороной. Увидев своего старого друга, Эмили тепло улыбнулась и поприветствовала его:
– Здравствуй, Фаррелл. Зашёл за цветами? – мягко спросила она. Она редко моргала: её искусственные глаза не страдали от сухости.
– Да, Эмили. Навещаю Линду сегодня, – тихо ответил Фаррелл, оглядываясь по сторонам. Когда-то его невеста ходила по этому помещению, пытаясь обрадовать каждого приходящего ребёнка игрушкой ручной работы, выбранной или сделанной специально для него. Теперь здесь продавали искусственные цветы – настоящие, живые были слишком редки и дороги, и заказывались только последним постоянным клиентом.
– Я поняла, Фаррелл. Подождёшь тут, пока я схожу за ними? Я их оставила на складе, – проговорила Эмили, заходя за прилавок. Мужчина понимающе кивнул, и она скрылась за дверью, ведущей в складское помещение.
Вскоре она вернулась, неся в руках букет пышных белых лилий. Их аромат наполнил помещение магазина, успокаивая Фаррелла и облегчая боль в его горле. Увидев безмятежное лицо старого друга, Эмили сердечно улыбнулась, положила цветы на прилавок и достала рулон упаковочной бумаги.
– Сколько с меня, Эмили? – спросил Фаррелл, пока она завязывала ленту на стеблях цветов. Как будто бы не замечая его вопроса, она начала поддевать ногтем уголок плотной упаковочной бумаги.
– Эмили, сколько с меня? – повторил свой вопрос мужчина и положил руку на прилавок.
– Нисколько, Фаррелл. Она была моей подругой, и я не могу просить денег в годовщину, – запинаясь, ответила Эмили и осторожно столкнула его руку с прилавка.