Пока именно этим я пудрю себе мозги, Маттео успевает посадить нас с Ириной за некий жюрийский столик.
- Виктор, теперь ты вправе судить и оценивать все до единой танцевальные пары! Это твое! Ты и специальный гость, и просто уважаемый мэтр.
- Маттео, что за это дифирамбы, когда вокруг карнавал? Маттео, ей Богу, не бузи, лучше предложи Ирине тур вальса?
- Ирина, вы позволите пригласить вас на танец?
То-то и оно, Маттео просто шокирован моим пляжным видом на этом празднике грации и карнавальных костюмов. Оценивая обстановку. Мда-с… Дедушка плясун и тот одет подобающе. Не иначе, как мое место среди карнавально дуркующих, где в едином порыве все те же неугомонные Джузеппе, Диджи и Рокко, пляшущие в насмешку времени в масках средневекового прошлого. Ну, нет уж! Никакого прошлого! У самого меня и то не было достойного прошлого, а вот игрушечный паровозик, кажется, был в пору, как любят в Киеве пошутить, трудного детства и деревянных игрушек!
Я подхватываю брошенный под ноги танцующих кем-то из местных малышей пластиковый паровозик и все – поехали – время вперед! С приплясывающим у меня на руках паровозиком, сам я устремляюсь к клоунам и даю им взять меня за плечи! Теперь сам я уже паровозик! Все прочие – по вагонам! За плечи меня цепко держит Джузеппе, за ним пляшет Диджи, и только за ним дудит в настоящий почтовый медный рожок Рокко!
Время вперед! Вот теперь кавалькада, как кавалькада. К тому же перед глазами в галантных объятиях элегантного, как рояль Маттео белоснежно порхает в широком парчовом сарафане Ирина. И раз-два-три, раз-два-три… Воистину удачный вечерок для плясунов и плясуний!
* * *
Ритм этновечеринки на адриатических волнах романсо обретает свой внутренний пульс, доводя танцпол до внезапного кипения. Готельеро – мужчины и женщины в полном расцвете лет и их особые специальные гости образуют яркие водовороты красок, костюмов, чувств, запахов, взглядов. Пусть многие из приглашенных и не говорят здесь на итальянском, но взгляды говорят все! И тогда общие добрые перемывки костей подменяются только одними короткими искрометными диалогами.
Бликуя, выблескивая и искрясь, в воздухе витают пелеринки смеха, персолинки легеньких и изящных пересмешек, мгновенные туше сиюминутных острот без колкости и насмешек… Красотень, лепота, белисимо! Но как говорил Шекспир:
«Прекрасен, друг мой, праздника оазис!
достанет сил ли новый сотворить…»
Вечеринка обрывается внезапно. Так же внезапно на приморское побережье приходит густая цвета фиолетового финика ночь. Музыка затихает, чуть торжественная украинская патроножка увозит дремавшего доселе в кресле-коляске фрачного старика. Он воистину легендарная личность. Кто-то всячески шепчется, что некогда в молодости он дружил с диктатором Муссолини, а кто-то решительно возражает, уверяя присутствующих, что этот старик – один из грандов легендарной сицилийской «Коза ностра».
Как бы там ни было, старик – явный управленческий знаковый триггер. И не только потому, что большую часть вил на побережье Римини выстроил он, как главный субподрядчик с правами на управление этими маленькими общественными дворцами пляжного мира.
Я еще за столиком, потягиваю очередной бокал проссеко, но меня уже дружно хлопают по спине Джузеппе, Диджи и Рокко. Не стоит задерживаться. Здесь больше праздника нет. Вот уже служащие растаскивают столы и стулья, а парочку озорливых мальчишек упорно надувают кем-то оброненный совершенно новый кондом. Они выдувают из него невероятно огромную воздушную, как бы ливерную колб, но окрестных пар глаз пристально следящих за этим процессом становится всё меньше и меньше. В конце концов, раздутый презерватив разносит на части. Аста ла виста, бейби! И баста.
Мы медленно бредем ми той самой отметки, где черным по белому маршрутным транспорантным шрифтом написано:
«На этот месте в 19 затертом году итальянский режиссер Фредерико Феллини начал снимать свой широко известный фильм «8 с половиной»
Половина изображена в виде одной второй, и мне становится грустно. Вот мы с Ириной, вот Диджи, Дзузеппе, Рокко, а вот он - великий мэтр и его бесконечно нежный и мудрый фильм – рядом! А ведь сегодня здесь только очередная 52-ая по счету станция бесконечного муниципального пляжа, о котором я уже писал здесь прежде. Самое страшное, когда великие явление и величайшие вещи обретаю возрастную банальность…