Коуни Майкл
Р-26-5-ПСИ и я
Майкл Коуни
Р/26/5/ПСИ и я
- Когда вы в последний раз выходили из своей комнаты?
Его губы двигались: толстые губы, не чувственные, но слегка надменные. В выговоре ощущалась какая-то цепкость, словно он пробовал на вкус каждое слово, отметая всякий словесный мусор, прежде чем его речь достигнет ушей слушателей. Губы гармонировали со всем его лицом, широким, круглым и как следует откормленным. Он источал добродушие. Это был человек, умевший заводить друзей и правильно подбирать выражения в разговоре.
- Когда вы последний раз выходили из своей комнаты?
Его глазки, поблескивая между складок плоти, добродушно рассматривали меня. Они как бы говорили, что мне не о чем беспокоиться.
И я им поверил, так как это был путь наименьшего сопротивления.
- Кажется, в прошлом месяце, - ответил я.
- Время утратило всякое значение? - он сочувственно кивнул мне.
На его покрытом кожей письменном столе лежала только одна папка - мое дело, и, открыв ее, он стал перелистывать страницы. Он начинал лысеть; я это заметил, когда он наклонил голову при чтении, - я еще задал себе праздный вопрос, беспокоит ли его это.
- Что вас беспокоит? - спросил он, сверхъестественным образом переиначив мои мысли. - Рождаемость, перенаселенность. Марс, проблема питания? Когда вы сидите в своей комнате, появляется ли у вас ощущение, будто вас заперли? Что-то давит?
- Нет, - чистосердечно ответил я.
- Почему же вы тогда не выходите на улицу? - спросил он.
В его прямоугольном кабинете стены были желтые, а потолок - зеленый, и за спиной этого человека синело распахнутое окно, откуда открывался вид на крыши, теряющиеся в бесконечной дали.
- Так почему же вы не выходите? - спросил он.
- Видимо, потому, что не хочу. - Я не думал, что такой ответ его удовлетворит, но он зеленой шариковой авторучкой сделал пометку в лежавшей перед ним папке.
- При выборочной проверке на пульте управления Центральной выяснилось, что ваша дверь не открывалась вот уже два месяца. Вас нашли в кресле, рядом с горой еды, и 3-V был отключен. Поставили диагноз "хроническая апатия", я думаю, правильный диагноз, и привезли вас сюда.
- Чертовы стукачи, - пробормотал я так глухо, чтобы он не расслышал. Он-то был ничего, а вот Центральной я на дух не брал. Повсюду суют свой нос!
- Большой город, - продолжал он. Его звали Форд; это имя украшало маленький пластиковый значок на куртке. - В большом городе почувствовать одиночество проще простого. Людям, кажется, наплевать... Сколько вам лет, Джонсон? Тридцать? Тридцать один? Вы еще так молоды, что можете иметь друзей.
Я издал горький смешок. У меня были друзья! Те, что живут за ваш счет, пьют все, что у вас есть, захватывают все, что вам принадлежит, и доводят вас до безумия бесконечным нытьем по сверхпустяковым поводам.
- Я вполне удовлетворен обществом самого себя, - холодно заметил я.
Он как-то чудно поглядел на меня, приподняв одну бровь.
- Странно, что вы так сказали.
- Странно?
- Я так часто слышал эти слова от людей, сидевших на том самом месте, где сейчас сидите вы. Они говорили мне - по-видимому, совершенно искренне, - что они очень счастливы в обществе самих себя. Когда-то я им верил. Я отпускал их, предоставлял их самим себе, и через какое-то время они кончали жизнь самоубийством. Я знаю, бессмысленно говорить вам, чтоб вы взяли себя в руки, а потом отослать вас домой. Вы нуждается в лечении.
- В лечении? - нервно повторил я. До меня доходили слухи о Восстановительном центре для потенциальных самоубийц, о домах, где их объединяют в коллектив и вынуждают состязаться друг с другом - кто кого превзойдет, пока власти в мудрости своей не решат, что у этих людей вновь восстановлен интерес к жизни. Для меня это было бы невыносимо.
- Нет, только не Восстановительный центр - это уже последнее средство, и если я помещаю туда человека, значит, я потерпел поражение. Нет. За последнее время в этой области произошли кое-какие изменения, появились средства более гуманные, чем Восстановительный центр, и я предлагаю вам стать... гм... подопытным кроликом в серии испытаний, которые я провожу. Мне приятно сообщить, что успех обеспечен на сто процентов... Я собираюсь на какое-то время снабдить вас компаньоном. Кто-то должен поднять вам настроение. И запомните, что успех в лечении зависит главным образом от вас. Если вы не будете ладить с другими, то боюсь... - Он насмешливо ухмыльнулся, будто имел дело с душевнобольным.
Дверь отворилась, и в комнату вихляющей походкой вошла хорошенькая медсестра. Я тотчас же спросил себя, не она ли моя компаньонка, но надеяться на это было уже слишком.
- Уильямс, медсестра, - представил ее Форд. - Идите с ней, она вас протестирует. И, пожалуйста, не беспокойтесь, это нужно только для того, чтобы подобрать вам идеального компаньона.
За считанные минуты моя голова стала похожа на голову Медузы Горгоны на ней сплелись электроды. Уильяме в совершенстве знала свое дело.
...Я снова лежал в кресле и блаженствовал. Хорошо было вновь оказаться дома, в своем уголке - в нише уютно белеет невключенный экран 3-V и в комнате царит гробовая тишина.
Стук в дверь. Что-то уж слишком скоро? Я взглянул на часы и с легким удивлением обнаружил, что недвижимо просидел почти пять часов. Пора было обедать. Я нажал на кнопку доставки, и за дверцей едоматики послышался звон. В воздухе запахло чем-то вкусным.
В дверь продолжали стучать. Я со вздохом предоставил едоматику самой себе и устало поднялся с кресла. Открыв дверь, я увидел в коридоре высокую фигуру, всю в темном, с на редкость невыразительным лицом. В наше время таких хоть пруд пруди, но это лицо было особенно невыразительным.
- Р/26/5/ПСИ, - доложил посетитель. - Я ваш компаньон и верю, что мы с вами чудесно поладим. Может, вы станете называть меня Боб, мистер Джонсон?
Я не назвал своего имени - мне не очень улыбалось, чтобы со мной фамильярничал какой-то проклятый робот.
- Входи, - сказал я коротко и недружелюбно.
Он повиновался, но что-то в его манере держаться тотчас же вызвало у меня раздражение. Он уверенно прошагал в комнату и молча осмотрелся по сторонам, словно был здесь хозяином. При этом вид у него был страдальческий, словно в воздухе пахло чем-то прогорклым.
Затем пересек комнату и сел в мое кресло.
Только потом я осознал, что мне нужно было сразу же дать ему отпор. В конце концов, он был лишь машиной. Мне бы следовало самым тактичным образом заметить, что он занял мое кресло. Я уверен, что он бы охотно встал.
Вместо этого я рассвирепел и сел в другое кресло, пылая ненавистью к роботу.
- Надеюсь, мы с вами поладим, мистер Джонсон, - вежливо повторил он, рассеянно открывая дверцу едоматики и вытаскивая тарелку с мясным пирогом. Я и не знал, что роботы едят.
- Так это для тебя дело привычное, да? Я имею в виду - расхаживать туда-сюда и поднимать настроение у людей? Надо полагать, в тебя каждый раз вводят новую программу в соответствии со вкусами очередного клиента? - Я хотел напомнить этому типу, что самим своим существованием он обязан человеку.