— Мне тут не нужно нокаутирующих ударов в плечо! Любители бокса, что ходят на матчи и понимают в нем толк, мгновенно все приметят! А именно их и должна привлечь наша картина! Так что, ребята, если будут выбитые зубы или сломанные носы, получите премии! Отлично, давайте по местам, а по звуку гонга бр-р-росайтесь вперед, словно вы лично злы друг на дружку!
Я вполне мог заверить его, что так и есть. Пока режиссер трепался, я из-под полуопущенных век рассматривал Берта. Выглядел он неплохо, а по повадке видно было, что на ринге он — точно у себя дома. Широкие плечи, узкие бедра, мускулы грациозно перекатываются под кожей… Росту в нем было примерно шесть футов один дюйм, а весил он, пожалуй, фунтов сто девяносто восемь, то есть был на дюйм выше и на восемь фунтов тяжелее меня. В общем, смотрелся парень — точь-в-точь те греческие боги, по которым люди с ума сходят. Однако твердая квадратная челюсть и серые стальные глаза ясно говорили: работенка мне предстоит не из легких. Так вот, ударили в гонг, и мы бросились друг на друга. Я хотел предупредить его по-честному и потому сразу, нырнув под его левую, вошел в клинч.
— Забудь, что там лопотал этот режиссер, — прорычал я ему на ухо. — Одного из нас унесут на носилках, и я постараюсь, чтоб это был ты!
— Я же тебя даже не знаю, — буркнул он, высвобождаясь рывком.
— Узнаешь!
С этими словами я дико осклабился и изо всех сил ударил правой под сердце. Он отскочил, закрывшись молниеносным левым хуком в корпус, и вести задушевные беседы нам стало некогда.
Парень он оказался быстрый, да вдобавок посообразительнее меня, однако тоже любил ближний бой. За левым хуком последовал просто-таки сокрушительный правый. Я закрылся, порядочно попал ему под глаз, вошел в клинч и принялся дубасить его правой, пока нас не развел рефери.
Мы обменялись правыми в голову, левыми в корпус, а потом он выдал роскошный апперкот, который начисто снес бы мне голову, попади он только в цель.
Тогда я обеспечил ему дрожь в коленях при помощи правого хука под сердце, а он в ответ нанес прямой правой и одарил меня хорошей ссадиной под левым глазом.
Затем он принялся отступать, как на тренировке, обрабатывая левым мой поврежденный глаз. Мне это сильно не понравилось, и я двинулся через весь ринг за ним и неожиданно нанес перекрестный правой в голову, заставивший его упасть на колени. Впрочем, он вскочил, не выжидая счета, ударил левым прямым все в тот же мой поврежденный глаз и немедленно добавил правым апперкотом в корпус. Мой правый прошел мимо цели, зато левый — попал, а затем я пропустил два правых прямых в лицо ради того, чтобы попасть левым хуком ему в живот. Тогда он вошел в клинч, я высвободился, и дальше вплоть до самого гонга мы гоняли друг друга вдоль канатов.
Статисты уж давно вопили и скакали не за деньги, но от всей души, а режиссер так просто плясал от удовольствия и орал, чтобы мы продолжали в том же духе. Я зарычал, бросил многообещающий взгляд в сторону легконогого моего противника, и он так оскалился в ответ, что я понял: режиссер получит, что ему требуется, сполна.
Со звуком гонга Берт метнулся вперед, словно рысь, и, еще прежде чем я успел собраться с мыслями, нанес мне прямой левый под вздох и два прямых правых в лицо. Я отступил, заслонившись коварным правым хуком под сердце, ударил с той же руки в челюсть, но промахнулся. Очевидно, Берт решил, будто прямой правый — лучшая его карта, вроде козырного туза, так как продолжал пробивать им мою защиту и лупить под мой левый хук. Обозлившись, я внезапно нырнул так, что этот его прямой правый прошел над моим плечом, и нанес хор-роший перекрестный левой в челюсть.
Берт только хрюкнул, а я, прежде чем он сумел обрести равновесие, воткнул правую глубоко в его ребра. Он повис на мне в отчаянном клинче и замотал головой, чтобы в ней хоть малость прояснилось. Рефери развел нас, и Берт, очевидно взбешенный до крайности, нанес мне ошеломительный правый свинг чуть выше уха, отбросивший меня на канаты противоположного конца ринга. Пока я, превозмогая легкое головокружение, отталкивался от них, он бросился следом за мной, словно разъяренный тигр, и уж каким-то прямо пушечным правым апперкотом поднял меня на воздух. Теперь уже я вошел в клинч, и рефери потребовались все его силы, чтобы развести нас.
Берт сделал финт левой и тут же ударил правой под сердце. Я промахнулся с правой, неплохо достал его левой, и в это время прозвучал гонг.
Я сел на табурет и, пока мои помощники с секундантами совершали уйму вовсе ненужных движений, взглянул на трибуны. И тут сердце мое чуть не выпрыгнуло изо рта! Там, у самого ринга, в первом ряду, сидела Марджори!
Она смотрела на ринг и была сильно бледна. Я улыбнулся ей, показывая, что за меня не нужно тревожиться, но ответный ее взгляд был разве что испуганным. Бедное дитя! Я сообразил: она ведь совсем непривычна к таким грубостям и боится, как бы этот Берт меня не поранил! Эта мысль заставила меня весело улыбнуться и испытать чувство глубокого удовлетворения. Ничего, сейчас она увидит, как я задам этому типу заслуженную трепку!
Гонг!
На сей раз Берт пошел вперед с опаской. Он сделал ложный выпад левой, ударил правым в голову, промазал и отступил. Я, не шибко заботясь о защите, последовал за ним, нырнул под следующий правый свинг и решил, что в следующий раз блокирую его левой, подшагну и ударю правым в челюсть. Вот левый свинг, правый — и я автоматически выбросил вперед левую, блокируя его. И — слишком поздно — заметил, что он как-то странно сместился, так что находится ко мне гораздо ближе, чем должен бы. Бац! В следующий же миг я оказался на ковре с таким чувством, точно под ложечкой у меня дыра.
Уже подбирая под себя ноги, я смекнул, что он сыграл со мной старый трюк Фицсиммонса. Вместе с ложным ударом справа он подшагнул правой ногой вперед оказавшись таким манером внутри моей защиты и в прекрасной позиции для страшного удара левой в солнечное сплетение. Вот как он все это проделал, и еще хорошо, что не попал, куда метил, и не ударил с дистанции в несколько дюймов по ребрам. Иначе я не скоро пришел бы в себя.
А так я поднялся на счет «девять», и Берт рванулся ко мне — добивать. Прямым правой в челюсть я сбил его с курса и добавил левый хук в корпус, который ему частично удалось отклонить. Любой, кто когда-нибудь дрался со мной, мог бы сказать ему, что я, как большинство кулачных бойцов, опаснее всего, когда «плыву». Будучи обескуражен, он всю оставшуюся часть раунда осторожничал, то есть сбавил темп. Впрочем, и я не в настроении был торопить события.
Со своего табурета я снова весело улыбнулся Марджори, но она, судя по всему, не получала от наших игр шибко много удовольствия. «Бедная девочка, — подумал я. — Наверное, то, как я оказался на ковре, — уж чересчур для ее мягкого сердечка!» Именно в тот самый миг я понял: вот эта девушка — для меня!
Вот так, представляя себе обручальные кольца и домик, увитый виноградом, я вышел на ринг в четвертом раунде. И почти сразу же прекрасные видения были вышиблены из моей головы жестоким правым хуком. Пришлось заняться более срочными делами. Берт был настроен покончить со мной побыстрее, и мы принялись обмениваться ударами в ближнем бою, пока ринг не поплыл перед моими глазами. Судя по взгляду Берта, ему было не лучше, чем мне. Тогда мы оба сцепились в клинче и замотали головами, чтоб хоть немного прояснилось.
Потом Берт снова принялся за свой старый, испытанный прямой правой, пока я, заревев от ярости, не нырнул под него и не всадил ему хуком с левой в диафрагму. После этого я ударил правой едва ли не от колена — тут бы и конец бою, попади я только в цель. В дикой мешанине ближнего боя мы оба поскользнулись на брезенте, но тут же вскочили, и Берт совсем закрыл мой глаз, а я успел нанести серию порядочных ударов в корпус.
Оскалив зубы, он ударил правой в мою гудящую голову и немедленно отскочил назад. Мы в это время были вплотную к канатам, так что он налетел спиной прямо на них. И тут же, оттолкнувшись, прыгнул прямо на меня! Я ни разу в жизни еще не видал, чтобы этот трюк попробовал кто из тяжеловесов, потому он и застал меня врасплох. Правая его со страшной силой толкнула меня в грудь, и я, задрав ноги, опрокинулся на ковер. Думал, насквозь этот ринг прошибу!