- Все изменилось, - тихо сказал Номрес, когда мы выехали из леса. - Все.
- Рэс? - тревожные слова друга, который последние сутки балансировал на грани между сознанием и отрешенным ступором, настораживали. Тем более это были первые слова, что он произнес с прошлого утра.
- Все... - он равнодушно смотрел куда-то вдаль. - Я видел.
- Что ты видел?
Рэс медленно покачал головой, глядя в одну точку на горизонте, и также медленно пожал плечами. Он выглядел подавленным и угнетенным. И он был мрачен.
- Я видел... Не знаю. Прошлое и будущее. Мечты и страхи, - Номрес посмотрел на меня и жутко прошептал: - Желания и действия...
Это казалось мне странным - последнее, что я запомнил из Темени - светящийся белый туман, несущий мириады ароматов. И голос в моей голове...
- Что он наговорил тебе?
- О-о-о-о, - таинственно протянул он. - Много чего. Очень много разного, Эр.
«Тебе не следовало ходить со мной».
- Голос звучал и звучал, - он задумчиво смотрел вперед, пожевывая губы. - Все должно быть сделано правильно.
Мелкая дрожь пробежала по спине.
- Это слова моего отца.
- Да, я знаю, Эр. Голос повторял эти слова снова и снова, будто хотел, чтобы я понял их смысл, - он говорил медленно, заторможено, словно подбирая слова.
- Ты в порядке?
- Да. Наверное. Не знаю. Сложно сказать, когда в голове полный сумбур... Как будто работает радио...
- Радио? Что это значит?
Рэс отрешенно кивнул.
- Как будто работает радио... Слышал как-то эту фразу в Майнце. Ладно, все будет хорошо, Эр, не переживай.
Поведение Номреса было пугающим. Что бы он ни увидел в том лесу, что бы ни сказал ему тот страшный голос из видений - это явно повлияло на Рэса. Оставшуюся дорогу до Вакернхайма мы преодолели в тишине. Я не нашел ответов, не нашел того, что искал. Сон говорил мне о черной короне, и она была чем-то действительно важным, я чувствовал, знал это, был уверен в ее существовании... Но Темень оказалась пустым, заброшенным и проклятым местом, обителью мороков и призраков, не более того. Местной страшилкой и правдивой легендой. Я не нашел ничего, напротив, в некоторой степени я утратил чувство реальности происходящих со мной событий, ощутил, как тонкая грань между жизнью и ночными кошмарами истончилась до предела. Но Рэс, в отличие от меня, приобрел нечто новое.
*
Я вернулся в Башню. Таинства темного леса и загадки странных пророческих грез остались лишь бессмысленным, но пугающим воспоминанием. Я вновь рисовал Эм, самозабвенно творил в уединении и вел затяжные монологи с моей погибшей возлюбленной, пока земли моей семьи сжигали пожары Номреса Кэрара. Я увлеченно вытачивал стрелы и переплетал тетиву Вирринга, когда верных подданных моего отца вешали на скрипучих веревках вдоль дорог феода, когда беспомощных крестьян обыденно топили в бочках и старательно топтали ногами. Временами я страдал от бессонницы, а порой боялся засыпать, терзаемый ужасными снами, когда мой старый добрый Рэс купался в крови невинных, ведомый точно такими же кошмарами.
Я редко видел его в замке. Он приезжал, чтобы уехать вновь, забрав с собой добрую половину стражи. Управлять феодом и заботиться о нашем благополучии, думал я, править твердой рукой и справедливым сердцем...
Вы можете меня обвинить в подобной близорукости, и будете правы. Я должен был действовать иначе, не терять из виду очевидные признаки будущего безумия, которые проявились еще тогда, когда мы убивали шайку Ватта. Но я был слеп и равнодушен, убит горем и раздавлен апатией, поглощен праведным гневом моей мести. Да и к тому же, у меня не было никого, кроме Рэса. В конце концов, я доверял ему, как брату, не смотря на его чрезмерную вспыльчивость и излишнюю жестокость, которая, прошу заметить, была направлена на моих врагов...
Так я оправдываю себя теперь. И оправдывал раньше, на протяжении нескольких веков, так как просто выкинуть из памяти зверства Кэрара невозможно. Мне пришлось с этим жить.