- Вранье. Я убил его... Отравил... Галериной, - его булькающий выстраданный смех заставил меня вздрогнуть. - Иронично, правда? Я умираю от того, чем убил собственного отца...
- Но... Но зачем? За что?
- Я ненавидел его, Эр. Он всегда считал меня дерьмом, старый ублюдок, - Рэс сплюнул на подушку огромный сгусток крови. - Сначала он восхвалял тебя, говорил, какой ты золотой мальчик, как бы он хотел, чтобы у него был такой сын... А потом он начал восхищаться твоей Меридит... Я больше не мог этого терпеть.
- Твою мать, Рэс, - произнес я, стряхнув с себя его руку. - Твою же мать, Рэс...
- Прости меня, Эр, - его сильно трясло. - Я натворил много бед... - он стойко смотрел в мои глаза. Взгляд Номреса был полон боли и сожалений. - Убей меня, Риман, - тихо прошептал он. - Прошу, убей.
Он видел, как в удивлении взлетели мои брови и ошарашено расширились глаза. Я не успел ответить, как Рэс заговорил вновь.
- Я больше не могу. Я и так уже мертв, думаешь, я не понимаю? Перед тобой труп, Эр. ЧЕРТОВ ТРУП! - он кричал сквозь рыдания. - И ЭТОТ ГОЛОС... ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ ГОЛОС НЕ ЗАМОЛКАЕТ, Я СЛЫШУ ЕГО ПОСТОЯННО. ОН СМЕЕТСЯ НАДО МНОЙ! ГОЛОСОМ ОТЦА ГОВОРИТ, КАКОЕ ЖЕ Я НИКЧЕМНОЕ ДЕРЬМО! ОСТАНОВИ ЭТО, ЭР, МОЛЮ ТЕБЯ!
- Почему ты не покончишь с собой? - ровно и без эмоций. Я сказал это так, словно справился о его здоровье.
- Я... Я не могу, - прокряхтел он. - НЕ МОГУ, МАТЬ ТВОЮ, ПОТОМУ ЧТО МНЕ СТРАШНО!
- Что? Ты вдруг уверовал в Господа? После всего совершенного зла, ты поверил в Бога? Ты серьезно?
- Темное, лживое дерьмо, смеющееся в моей голове существует, - Рэс выгнулся, схватившись за живот, и застонал. - Так почему бы не быть и Господу?
- Ты болван, Рэс.
- На, возьми, - он вытащил из-под подушки тонкий, длинный кинжал, протянул его мне рукоятью вперед и застыл в ожидании. - Прошу тебя, Эр, ради всего, что было. Ради меня.
Я сомкнул пальцы на гладком, отполированном дереве эфеса. Почувствовал, как Номрес плавно отвел клинок, пристроив его острие с левой стороны груди. Назад дороги не было. Смерть пришла за Рэсом, и я был ее проводником.
- Просто надави, - умоляюще прошептал он. - Просто нада...
Его слова утонули в протяжном вздохе. Кинжал пробил грудь, проткнул сердце. Тонкая струйка крови вытекла из улыбающегося рта моего старого друга, перемешиваясь с густым потоком пота и холодных слез.
- Ты болван, Рэс. Всегда им был. За это я тебя и любил.
Так умер Номрес Кэрар. Шестого июня 1522 года. Вероятно, правильней было бы сказать, что погиб он двумя годами ранее, в ту ночь, когда мы отправились в Темень, когда Рэс слепо последовал за мной в свою могилу. Я запомнил его таким, каким он был во времена нашего детства. Хохочущим. Забавным. Безымянное зло древнего места преумножило все плохое, что было в Кэраре, и сделало его поистине ужасным. Тьма из Темени породила монстра, раздавив все положительные стороны противоречивого характера Номреса, оставив лишь жестокость и злобу. Не знаю, удалось бы мне оправдать поступки Рэса, если бы я узнал о них, когда он был еще жив. Наверное, нет.
Его смерть стала точкой. Критической массой. Финалом. Он был последним из тех, кого я знал. В замке хватало людей: поваров, служанок, стражи, - но я с трудом узнавал их лица, а их имена и вовсе были мне неведомы. Я был одинок в этом небольшом обществе моих подданных и не стремился что-либо изменить. «Одиннадцать лет в Башне. Страшно подумать. Одиннадцать лет за стенами Вакернхайма, которые можно описать, как один простой день. И что делать дальше?» Мне нужен был кто-то, кого я знал, и лишь одно имя дрейфовало в пустоте моей памяти.
Йен.
Восьмого июня я узнал правду. Хотя не совсем так - восьмого июня 1522 года я только начал ее постигать. И эта правда была страшнее любого кошмарного сна, любого изувеченного образа моей милой Эм.
Ближе к полудню я добрался до лагеря охотников. Выкрикивать чьи-либо имена было бессмысленно - место давно уже было мертво. Кривая, тощая каланча, неизменно расположившаяся на окраине леса, не была обвешана шкурами, ведь меха здесь никто не добывал. Большое обугленное костровище, образующее центр лагеря, не дышало огнем и жаром - его некому было растапливать. Крыши нескольких, наиболее кривых хижин обвалились вовнутрь, и никто не спешил их восстанавливать...
Но повсюду были следы.
Деревянная башенка не пустовала. Место звериных шкур заняла кожа. Старая, потрескавшаяся, со следами мертвой крови человеческая кожа. Сердце бывшего костра было завалено черными костями и черепами. Брусья охотничьих домов обильно пропитались красным.
- Клянусь моим именем, - волосы встали дыбом, а во рту пересохло. - Будь я проклят. Что здесь произошло?
«Бойня. Резня. Вот что. Самый простой ответ, и он же единственно верный».