- Кто вы такой?
- Пройдемте, - он указал рукой в сторону пыльного шкафа, рядом с которым располагалась едва заметная дверь. Я проследовал за Гербертом в тесное, узкое помещение. - Прошу вас, помогите мне, милорд.
Вместе мы сдвинули старый комод, плотно заставленный пустыми, мутными склянками, совершенно перегородив вход в маленькую кладовую. Затем, мой новый знакомый наклонился и, кряхтя, поднял старый плетеный коврик, который до этого был придавлен тяжелым комодом. Под настилом была дверь. Люк. Герберт поднял крышку и начал спуск.
Внизу было темно и душно. И пахло вовсе не так сладко, как наверху. Воздух в подвале был затхлым и спертым - я словно засунул голову в старый мешок, набитый пыльной ветошью. Едва уловимые, горьковатые нотки пахучих растений и корешков навязчиво выделялись из общего сумбура неприятных запахов. Создавалось впечатление, будто из светлой мастерской умелого парфюмера мы, как по волшебству, переместились в зачарованное место, расположенное где-то вне времени, вне географических параметров.
- Вы надежно скрыли это место...
- У меня не было выбора, милорд. Реальность такова, что моя профессия не угодна церкви, - он тяжело вздохнул. - А как вы, наверное, знаете, методы борьбы с неугодными у нее радикальны.
- Ваша профессия? Отравитель?
- Какого низкого вы мнения обо мне, - он широко улыбнулся. - Моя профессия - одна из древнейших, а ремесло мое полно чудес и открытий. Я алхимик, милорд Фронсберг, - Герберт задумчиво почесал бритый затылок. - Хотя в последнее время я занимаюсь исключительно ядами, вынужден признать.
- Пусть так, - я медленно осматривал темное помещение, освещенное одной тусклой свечкой, которую мой странный спутник расположил на длинном столе, и отмечал наиболее интересные детали. - Вы не боитесь, что прямо сейчас кто-то может зайти к вам в лавку?
- Все двери заперты, милорд. И у меня есть Кай. Этот мальчик заговорит саму смерть, если потребуется. Нас не потревожат, не беспокойтесь.
- Я беспокоюсь не за себя, а за вашу тайну... Хотя не важно, - я резко отмахнулся. - Вы послали за мной, узнав, что я ищу. Не знаю, как вы это выяснили, и знать не хочу, мне все равно. Теперь я здесь, перед вами, и вам, насколько я понимаю, есть, что мне предложить. Ведь так, мастер Герберт?
- Оэйери, - твердо вставил он.
- Мальчик упомянул это слово. Что оно значит.
- Герберт остался там, - длинный палец мастера указал на потолок. - К Герберту приходят люди, когда хотят приобрести розовой воды, чтобы перебить собственную вонь, или охапку свежих трав, чтобы сплести благоухающий венок. Герберт продает ароматы, запахи и вкусовые сочетания. Но когда люди хотят найти средства, способные... Устранить недоброжелателей, средства, способные вылечить слепоту и глухоту, они приходят сюда. И здесь, - рука опустилась вниз. - Здесь есть только я. Оэйери.
- Так это ваше имя... Весьма необычное.
- И очень древнее, сильное. Это имя и есть то, чем я являюсь, милорд. Оно все для меня - моя жизнь и история.
- Хорошо, Оэйери. Что вы можете мне предложить?
- Зависит от того, чего вы хотите достичь.
- Мне нужна галерина.
- Галерина, - мечтательно протянул он. - Знаете, это название сообщил мне ваш друг. Не представляю, откуда он его взял, но мне оно нравится. Галерина окаймленная. Обычно подобные грибы мы называли просто ядовитыми грибами. Удивительно, но познания Номреса относительно их природы значительно превосходили мои собственные, - Герберт пожал плечами. - Не исключено, конечно, что он все это выдумал, но звучало крайне убедительно.
- У вас есть эти грибы?
- Конечно. Сколько человек вы хотите убить?
- Пятнадцать. Или двадцать. Не знаю точно.
- Тогда галерина далеко не лучший вариант. У меня есть кое-что более подходящее для вашего случая.
Герберт обогнул стол со свечой, со скрипом открыл дверь высокого шкафа и вытащил оттуда небольшую деревянную шкатулку, скромно украшенную тонкими металлическими завитушками. Свою ношу он аккуратно поставил на стол, развернувшись ко мне лицом, легким движением отбросил миниатюрную крышку ящичка и начал выставлять передо мной пузатые колбочки, наполненные разноцветными жидкостями. Яды. Их было пять.
- Мои творения, - лицо алхимика светилось счастьем. Он указал на самый левый флакон. - Пустота Оэйери. Самый безобидный из моих эликсиров. Одна капля Пустоты в питье или еду, и жертва безвозвратно ослепнет, оглохнет и онемеет, - рука сместилась чуть правее. - Разум Оэйери. Самый незаметный из всех. Разрушает рассудок того, кто вкусит прекрасный букет этого напитка. Действие проявляется постепенно в виде галлюцинаций и потусторонних голосов, - палец мастера указал на центральную колбу. - Скульптура Оэйери. Самое жестокое из моих детищ. Если смазать им кончик иглы и уколоть человека, последнего ждет полный паралич всего тела. Откажут даже губы и веки, - рука Герберта зависла над четвертым флаконом. - Кровь Оэйери. Самый беспощадный. Разрывает сердце, как только доберется до него, - ладонь мастера задрожала, когда он поднес ее к последней мензурке. Сама емкость отличалась от других: если предыдущие были просто закрыты дубовыми пробками, то пятая была тщательно запаяна. - Мой шедевр, - он с трудом скрывал внутренний трепет. - Венец всего ремесла. Самый милосердный из моей коллекции. Ни боли, ни страданий. Душа Оэйери. Разобьем эту колбу и погибнем за несколько секунд. Реагируя с воздухом, Душа становится смертельной. Один вдох, и конец.