«Раз не было матери, то не было и сына», - скажете? Истинно так. Бенедикт Фронсберг - плод моего воображения. Как и Оливия Рейнсхольд, Элизабет и Рональд Вильям Фронсберг. К слову, напыщенные выскочки из Франкфурта-на-Майне, носящие «гордую» фамилию Рейнсхольд, прожили достаточно долго, вплоть до наполеоновских войн. Высокомерные пережитки феодализма неправильно выбрали сторону в возникшем политическом конфликте, они всем сердцем и разумом поддерживали становление и движение к власти молодого французского Императора. Но город оставался свободным, и разгневанные простолюдины, которых Рейнсхольды излюбленно смешивали с грязью, подняли всех оставшихся членов семьи на простые крестьянские вилы прямо у ворот старого, рассыпающегося от времени фамильного дворца. Но не только ради забавы я выбрал эту противную мне фамилию для будущей безумной Матери - я знал, что надменные пустоголовы, дни напролет лениво посасывающие вино в холодных залах древнего дома, даже под страхом смерти не покинут Франкфурт. И уж тем более не окажутся в английском Честере.
«Было ли хоть слово правды в этой до нелепости жестокой истории?» Конечно, и не одно.
* * * * *
Осенью 1702 года я в очередной раз сменил имя, из Реджинальда Маркуса став Рональдом Майклом Фронсбергом. В тот же год я переехал в Лондон. В Лондон, который не так давно оправился от последствий Великого Пожара 1666 года. Не могу сказать, что город мне понравился; точнее - меня от него тошнило. В небольшом доме, который я приобрел практически сразу после прибытия, мне не хватало привычного размаха, воздух вонял и гудел, а количество незнакомых лиц, ежедневно встречавшихся мне на улице, переходило все разумные границы. И все эти люди не переставая болтали - толкая телегу на улице, со знанием дела прощупывая цветастые ткани перед покупкой, добавляя капельку воды в крепкий виски, с целью немного уменьшить его терпкий градус... Казалось, что люди в этом городе каждое свое действие сопровождали неудержимой тарабарщиной, зачастую мне совершенно непонятной, хоть я и уверенно владел языком. Они все говорили на английском, но английский у всех был свой: кто-то вальяжно растягивал слова, словно в тайне знал, что завтра его неожиданно коронуют; кто-то поспешно проглатывал начала или окончания целых фраз, будто за каждый лишний звук ему грозило суровое наказание; встречались и те, кто резко и звонко, как удары кнутом, выплевывал и отчеканивал свои мысли, и те, кто небрежно смешивал предложения в необъяснимый поток согласных и гласных. Я очень быстро запутался в непонятном мне множестве используемых местоимений - на одной площади простолюдины обращались друг к другу, используя thou и thee, на соседней, через пару шершавых жилых домов, все тот же люд нараспев возглашал ye и you. Про великое многообразие услышанных мной речевых дефектов, если, конечно, это были дефекты, а не очередные особенности наречий, я умолчу.
В конечном счете, я без сожаления покинул этот суетливый, дико растущий, воняющий, балагурный город. Мой путь лежал на север и проходил через Лутон, Нортгемптон, Бирмингем, Уитчерч и Честер. В конечную точку своего маршрута я приехал в начале весны 1703-го.
Этот город не был похож на другие английские города, в которых я побывал - он больше напоминал Майнц, от чего каждая минута пребывания в Честере была наполнена щемящим чувством сладкой ностальгии. Река Ди ни в какое сравнение не шла ни с Майном, ни с Рейном. Небольшой собор значительно уступал в размере и величии громадному Майнцкому Собору, где во времена моей молодости раз в несколько лет выбирали курфюрста. В архитектуре и вовсе не было ничего общего, но моя древняя душа находила необъяснимое сходство, то бессознательное ощущение уверенности, которое испытывает человек, нащупавший в полной темноте предмет известной формы и фактуры.
Я принял решение обосноваться в Честере. Ознакомился со скромным списком выставленных на продажу домов и феодов - аристократы того времени все чаще продавали свои земли, щедро дарованные королями древности за преданную службу давно умерших предков, перебираясь в динамично растущие города, такие как Лондон - и остановил свой выбор на обширных владениях неизвестных мне Гренстайнов. В скором времени я уже ехал верхом на дохлой, старой кляче по своим новым владениям.