Особняк, Гренсфорд, производил неоднозначное впечатление, в основному потому, что он был построен из дерева и камня. Привычные мне дворцы и роскошные дома преимущественно строились из известняка, мрамора или гранита, представляя собой впечатляющие нагромождения солидных твердых плит, глыб и блоков. В Гренсфорде все было иначе: у основания массивных каменных потолков первого этажа, который был значительно выше второго и третьего, гармонично вписали скорее декоративные, нежели необходимые деревянные балки; полы верхних этажей обстоятельно закрыли лакированными, аккуратно подогнанными друг к другу дубовыми досками; стены просторной обеденной залы украсили широкими пластами красной древесины. Изнутри дом выглядел необычно, этакое «деревянное» барокко, выполненное со вкусом и изрядной фантазией. Тем не менее, все прилежащие к особняку строения, и весь феод в целом, ничем не отличались от стандартных британских владений средневековья: пашни, яблони, бурно цветущие и благоухающие почти круглый год, вонючие темные конюшни, покосившиеся крестьянские дома, расшатанные и скрипучие мельницы, одинокие, копченные дорожные трактиры.
Обосновавшись в новом уютном гнезде, вдали от городских шумов и суеты, я занимался привычными и любимыми делами - разведением лошадей, стрельбой, рисованием и обдумыванием предстоящей корректировки семейного древа. Признаюсь, у меня и в мыслях не было создавать, как говорят англичане, черную овцу в белом стаде. За последние два века я сменил несколько имен, при этом добавляя дополнительные ответвления в родословную чисто ради забавы. Само это занятие воспринималось мной двояко: с одной стороны, как нетривиальное творчество, с другой - как уже надоевшая обыденность. Ближе к концу двадцатых годов XVIII века я уже составил приблизительный план моей будущей реинкарнации: Рональд Майкл Фронсберг, то есть я, женится на какой-нибудь знатной особе, она умирает во время родов, Р.М. с сыном уезжает домой, там у него - у меня - появляется второй сын, опять же я, которого он впоследствии делает полноценным наследником. Первенец еще до рождения младшего брата возвращается в Англию, покупает Гренсфорд - я уже начал подготавливать нужные документы - и, либо живет в особняке один до самой смерти от старости, либо умирает от неестественных причин, обозначить которые не составило бы труда. Но все изменилось, когда появился Чарльз Нэйтан МакУэйд, в 1733 году, в возрасте сорока шести лет, ставший моим домоправителем.
Немного странноватый, слегка набожный старик с ясным вдумчивым взглядом понравился мне сразу. Он перетряхнул особняк вверх дном, выгнал на улицу всех старых слуг, нанял молодую кухарку, уборщицу, плотника и конюха, организовал тотальную реставрацию почти развалившейся конюшни и принялся настырно опустошать запасы алкоголя Гренсфорда. Меня ничуть не смущало его пристрастие к спиртному, но я предпочитал сохранять целостность моих винных погребов, поэтому я разрешил Чарльзу в любое угодное ему время уезжать в Честер для утоления беспощадной алкогольной жажды. Забавный старик в полной мере оправдал мои ожидания - он отправлялся в город не чаще двух раз в месяц, проводил там ночь и возвращался наутро свежим и бодрым.
Через пять лет преданной службы мистера МакУэйда, я окончательно принял решение посвятить его в запрещенную тайну моей жизни, сделав Чарльза при этом будущим хранителем английского феода. Подобные хранители становились статистикой - я испытывал острую и насущную необходимость в обеспечении надежных и безопасных мест, разбросанных по всему миру, в которых я мог бы жить на протяжении неопределенного срока времени в обществе человека, просвещенного относительно моей личности.
Обстоятельный старина Чарли, конечно же, не поверил в мою волшебную историю о вечной, или очень долгой, жизни богатого аристократа. И тогда мы поехали в Майнц.
*
Мы прибыли в Вакернхайм летом 1738 года. Увидев замок впервые, старик восхищенно выпучил глаза. Я с удовольствием наблюдал, как его пораженный взгляд бегал по древним стенам моего старинного дома, как он увлеченно разглядывал массивную Башню Искусств, купол которой обильно порос мхом, как он потерял дар речи, впечатлившись красотой и величием места, в котором я родился и вырос.
Проехав по ветхому деревянному мосту, перекинутому через высохший неглубокий ров, мы миновали ворота Вакернхайма и попали в спасительную тень возвышающейся Башни. Возвращение было приятным. После стольких лет. Хранитель моего дома, Ортрун, бродил по двору, активно занимаясь хозяйством и бытом. Увидев меня, он удивленно поднял бровь, бросил сомневающийся взгляд на только что прибывшего незнакомца и вопросительно склонил голову. В ответ я развел руки и утвердительно кивнул. Ортрун понял мой знак и, махнув своей лапой, вернулся к бытовым обязанностям. Оставив лошадей в конюшне, я и Чарльз направились в замок.