- И один из его вымышленных детей - твой Джонатан?
Старик весело хлопнул в ладоши:
- Именно так, Господин!
- А дальше?
- А дальше, - глаза Чарльза сверкали, - вдова постепенно сходит с ума.
* * * * *
Мы посвятили изрядное количество времени продумыванию деталей и созданию достоверной и реалистичной истории в будущем несчастной семьи. Нам предстояло не просто придумать ужасающую и леденящую кровь легенду, а создать место, держащее в страхе целый город и близлежащие феоды. Место, отмеченное на всех картах черепом с костями, проклятый особняк, наполненный воем мертвых детей, кошмарами, безумием. И это как минимум...
Вместе со стариком мы проделали большую работу, создали личность жены Бенедикта и трех его детей. Я настоял на троице, так как заранее определил для себя предназначение каждого ребенка. Элизабет была придумана для того, что бы привнести еще больше достоверности в жуткую историю. Маленькая девочка, погибшая от смертельной болезни, должна была послужить дополнительным топливом для костра сумасшествия ее матери. Джонатан - основная фигура, наряду с обезумевшей вдовой, изначально предполагаемая Чарльзом. А Рональд Вильям - исключительно мое детище. Предназначение надменного выродка было неоднозначно: во-первых, он должен был стать владельцем дома в Лондоне, который я уже хотел было продать за полной ненадобностью, а во-вторых, его жесткость и жажда насилия стали заключительным штрихом в нашем совместном творчестве. Так художник, закончив картину ночного пейзажа или города, вдвое дольше работает над тенями, чтобы придать рисунку глубину и атмосферу.
Мы составили максимально подробный план действий, пытаясь учесть все возможные варианты развития событий. Наш тщательно проработанный ход истории включал в себя участие двух посторонних людей, Стивена Шертона и Генри Блэкстоуна, основная роль которых заключалась в обеспечении реалистичности происходящих событий, а второстепенная, если повезет, в распространении слухов. Этот тычок пальцем в небо оказался более чем оправданным - мистер честерский врач являлся неисправимым болтуном. Однако в начале августа 1742 Блэкстоун неожиданно пропал; он не появлялся в «Дэрристере» практически два месяца. К середине сентября Чарльз едва держал себя в руках готовый в любой момент поддаться панике. Но, спустя еще полмесяца, отчаявшийся МакУэйд вновь отправился в трактир загадочной Моны. И там, за роскошной стойкой из темного дерева старик увидел хмурого и заметно поседевшего Блэкстоуна. Хромоногий инвалид поведал Чарльзу историю своего несчастного случая, постоянно охая и кривясь от боли. Мой верный старик был рад видеть своего давнего знакомого, но не потому, что переживал о его неожиданном длительном отсутствии и благополучии. Генри был важной составляющей нашего идеального плана. С осени 1742 года Чарльз начал рассказывать Блэкстоуну истории о жизни в Гренсфорде, чего он ранее благоразумно не делал. Старик говорил о счастливой семье Фронсбергов, сильном отце, доброй матери и таких разных, но горячо любимых детях, попросив своего собеседника при этом особо не распространяться относительно замечательных господ МакУэйда.
Пока Чарльз проводил время за стаканом густого эля в «Дэрристере», я написал письмо Ортруну, в котором повелел моему давнему хранителю направить в Гренсфорд четырех «бергов». Берги представляли собой мою личную небольшую гвардию преданных бойцов, взращенных с раннего детства в условиях полного повиновения и жесткой дисциплины. В скором времени мне могли понадобиться сильные руки и преданные сердца. Четверка солдат прибыла в особняк в начале декабря 1742-го.
Весной 1743 года мы получили письмо из Вакернхайма. Пришла пора организовывать первые похороны. Но я не стал говорить Чарльзу заранее, какими они будут - старик наивно полагал, что мы будем закапывать в сырую землю Честера пустой деревянный ящик... Но в гробу обязательно должен быть труп. Для этой цели я и вызвал бергов из Вакернхайма. Подобный подход, которому старина Чарли впоследствии выразительно ужаснулся, я использовал всегда, когда дело доходило до моих собственных искусственных похорон. Успех данного мероприятия, которое вполне оправданно можно назвать жертвоприношением, базировался на двух известных всем истинах средневековья - во-первых, нищих и бездомных никто не считает, а во-вторых, их очень много в любом более-менее крупном городе. После того, как я получил запечатанный мной же пять лет назад конверт, я вызвал к себе одного из бергов и отдал ему короткий приказ: «Найди мужчину средних лет». В ответ покорный солдат резко кивнул, развернулся на каблуках и отправился на поиски своей жертвы.