- Нет, уж лучше я дождусь твоего учителя, - она подалась в мою сторону, резво кивнув головой, и сказала, улыбаясь. - Он может научить меня азам, пока мы здесь. Только подумай, за этими клавишами скрываются волшебные звуки, способные в музыкальном соитии образовывать прекрасные мелодии - веселые и быстрые, вызывающие радость и смех, медленные и грустные, заставляющие думать и переживать.
- В музыкальном соитии?
- Здорово звучит, правда? Это я сама придумала!
- А что это значит?
- Ну-у-у-у, - странная девочка вытянула указательные пальцы и нажала на две случайные клавиши. - Это когда ноты звучат вместе, идеально сливаясь в одну.
- Получилось не очень.
- Ага, - Меридит пожала плечами. - Я не знаю, какие ноты образуют музыкальное соитие. Пока.
Она аккуратно закрыла крышку клавесина, пробежалась пальчиками по темному дереву инструмента, задумчиво оглядела комнату и направилась к окну. Я шел за ней следом, наблюдая за ее чарующей своей легкостью походкой - Меридит, казалось, плыла внутри круглого помещения моей Башни, оставляя за собой нежно-сладковатый ароматический след.
- Тут так высоко. И вид открывается чудесный, - она смело высунулась из окна почти наполовину.
- Что ты делаешь?!
- Смотрю.
- Ты же можешь выпасть.
- С чего бы это? Я твердо стою на ногах, - она потопталась на месте своими маленькими ножками, облаченными в походные башмачки. - И держусь руками за раму. Я могу выпасть лишь в том случае, если меня кто-то толкнет. Ты же не собираешься меня толкать?
- Конечно, нет! Как тебе вообще... - она засмеялась. Тонко и высоко. - Что смешного?
- Я шучу, Риман Вакернхайм Фронсберг. Шучу, а ты и не понял.
- Д-да, - мне стало неловко. - Можно просто Эр.
- Эр? - прищурилась она. - Как интересно. Просто по первой букве имени?
- Да. Так зовет меня отец... Порой. И мой друг Номрес, - опережая вопрос этой любопытной девочки, я продолжил: - Сын Бальтеса Кэрара.
- Хм-м-м... Эр. Тогда меня ты можешь звать Эм, - она обаятельно и чисто улыбнулась. - Мне нравится.
- Хорошо... Эм. Знаешь, мне вообще-то нужно закончить картину.
- А она еще не готова? - удивившись, спросила она.
- Не совсем. Смотри... - я направился к холсту, а Меридит, порхая, проследовала за мной. - Сейчас здесь мало теней. Представь, что солнце на рисунке находится как бы за тобой. Видишь? Вот тут и тут - надо добавить тени, а здесь и здесь - сделать их погуще.
Она смотрела на картину, немного наклонив голову.
- Нет, не вижу. Как по мне, и так выглядит очень здорово. А хотя... - задумчиво протянула она. - Тебе, конечно же, виднее, не стану спорить с художником. В любом случае, мне стоит оставить тебя в покое, верно? Пойду я вниз, посмотрю свою временную спальню, - Меридит направилась к лестнице. Дойдя до нее, Эм повернулась и помахала мне. - Удачи в трудах, Эр.
- Спасибо.
Как только она покинула мою комнату, я поймал себя на мысли, что таинственный взор воображения не способен сейчас рассматривать замок. Напротив, он летел вниз по Башне, наблюдая, как Меридит легко ступает по гладкому камню лестницы, останавливается возле узких окон, чтобы высунуться в них так же, как она сделала это здесь, или задумчиво ведет рукой по надежной кладке башенных стен, на ощупь перебирая стыки. Я бросился к спуску из комнаты.
- Эм!
- Чего? - ее тонкий голос звучал далеко, усиленный многократным отражением от каменных глыб и лестничных изгибов.
- Подожди меня!
- Жду!
*
Тем вечером мы ужинали в огромном торжественном зале Вакернхайма, рассчитанном не менее чем на сотню человек. Мы сидели по центру длинного дубового стола, семья напротив семьи, ели, разговаривали и знакомились друг с другом. Большую часть вечера отец и Танкред вспоминали времена своей дивной и свободной молодости, говорили об охоте, о торговле маршрутами Рейна и Майна, об урожайности фамильных земель, сравнивая плодородность почвы тогда и сейчас. Мать расслабленно сидела в кресле рядом с Гереоном, порой поддерживая разговор редкими фразами и задавая вежливые вопросы. Адриана ван Хоффе восседала напротив Эдит так, словно присутствовала на коронации вновь избранного курфюрста - гордо подняв голову, скромно притрагиваясь к еде. Поведение старшего сына благородной семьи из Базеля соответствовало поведению его матери: Родерик учтиво отвечал на задаваемые ему вопросы, сдержанно кивал и скромно улыбался, когда зал оглашался громогласным смехом. Меридит же, насколько я мог видеть, во всем старалась подражать отцу - она громко и не стесняясь смеялась над штуками взрослых, по крайней мере, над теми, что были ей понятны, воодушевленно расспрашивала моих сестер о жизни близ Майнца, не затрагивая тему музыки, и оживленно жестикулировала, рассказывая о красотах Базеля. Очевидно, эта новая для меня семья была негласно разделена на две группы: Родерик держался внутри холодного и отталкивающего поля матери, а Эм купалась в любви добродушного отца.