Из ближайшей потрепанной хижины вышел бородатый мужчина средних лет, облаченный в длинный мешковатый плащ с капюшоном. Незнакомец сонно оглядел нашу вооруженную луками троицу, смачно сплюнул в траву, и глухо произнес:
- Милорд.
- Йен! - отец обвел нас рукой. - Это Танкред ван Хоффе. А это мой сын, Риман.
Мужчина вновь произнес «милорд», дважды. Я представлял себе, что главный егерь Королевского леса Фронсбергов будет выглядеть, как впечатляющий, матерый охотник, закутанный в шкуру убитого им медведя, возможно с парой старых шрамов на лице. И звать его должны были как-то подобающе - Бар, или Урсус. Но его звали Йен Нормстринг. Просто Йен Нормстринг, по имени и фамилии, как любого простолюдина или цехового представителя Майнца.
- Все готовы, Йен? - охотник кивнул. - Сколько у нас человек?
- Шесть егерей. И трое деревенских, - он равнодушно выплевывал слова, будто мыслями находился совершенно не здесь, на границе замечательного и загадочного леса, а где-нибудь в душной, закопченной придорожной таверне, отвечая на вопросы надоедливого и чересчур болтливого случайного путника.
Йен определенно не был болтуном. Как и любой другой егерь Фронсбергов. Но не потому, что у этих людей был врожденный скверный характер. Молчание и скрытность - необходимые условия, когда ты проводишь жизнь недалеко от Темени. Наиболее древняя и малоизученная часть Королевского леса страшила не только весь феод, но и близлежащие земли. Темень жила своей таинственной судьбой, порождая ужасные слухи и страшные легенды. В жизненной суете городов, таких как Майнц или Кёльн, люди, скептически фыркая, выслушивали слухи путников, рассказывающих о темном месте, притаившимся в лесах Фронсбергов. Это просто - не верить диким страшилкам, находясь под светом солнца или сотен уличных факелов, чувствуя близость человеческих душ, разделяющих с тобой переживания о завтрашнем дне, самое страшное из которых - рутинная и тяжелая работа, в результате приводящая к хроническим заболеваниям и мозолям на грубых ладонях. Другое дело - жить рядом с Теменью. Крепостные феода поговаривали, что дремучая часть Королевского леса хранит в себе секреты, непостижимые разуму обычного человека, а волки, ставшие в последние годы настоящей напастью для множества деревень, пришли именно оттуда. И не просто пришли, а их выгнали. Крестьяне шептались, истово крестясь, умоляя Бога оградить их семьи от тех напастей, что скрывает Темень. Но на самом острие сложной борьбы пугливого люда с необъяснимыми страхами леса, приходящими в ночных кошмарах, находилась, конечно же, небольшая группа трапперов и лесников отца.
Лагерь охотников располагался на юго-восточной окраине леса, что позволяло егерям хоть как-то чувствовать себя на относительном удалении от темных земель, хотя бы находясь на территории их скромного стана. Строго к северу от ветхих сторожек начинались просторные и светлые охотничьи угодья, представленные гармоничным сочетанием лиственных рощ и широких лесных полян, местами перемежаемых скромными зарослями хвойных деревьев. Но к западу от этих прекрасных лесных земель, начиналась Темень. На многие гектары тянулся мрачный бурелом, неизведанный и пугающий, будто бы спрятанный у всех на виду, как огромный смердящий труп в шкафу, о котором знает каждый, но каждый же боится от него избавиться.
- Как обстановка, Йен? Волки?
- Тишина, - угрюмо буркнул охотник.
- Всегда приятно с тобой поговорить, мой верный друг, - с иронией в голосе вставил Крэд.
Устало опустив веки, Йен смерил Танкреда безразличным взглядом.
- Да, милорд.
- Понятно, - ухмыльнулся Крэд. - Мы поедем сразу, Герри?
- Да. Йен, собирай народ, - егерь кивнул и скрылся в хижине. - Лошадей оставим здесь, Эр. Нам предстоит пройти немало, так что крепись.
- Да, отец. Я готов!
И я был готов. По крайней мере, я так думал тогда. Готов во всеоружии, на подъеме, на взводе - ничто не могло меня остановить, были только я и этот лес, полный изысканной добычи. Мой верный лук и крепкие руки должны были обеспечить меня незабываемым удовольствием и достойной наградой. И награду я получил с лихвой. А вот до удовольствия дело не дошло...
*
Я почувствовал его задолго до того, как увидел. Мощный и красивый олень гордо шествовал по ковру из опавших листьев, величественно вытянув длинную шею. Он был моим, должен был им стать, не смотря ни на что. Я шел за ним не меньше получаса, пару раз терял его из виду, испытывая при этом тошнотворные спазмы отчаяния, чтобы затем найти его вновь, взлетая на крыльях опьяняющей эйфории до самых небес. В конце нашего пути я стоял на небольшом тенистом холме, напряженно наблюдая за оленем. Это место, и сам образ благородного животного, были в точности такими, как в моих грезах.