Выбрать главу

- Милорд! - уверенно начал целитель, и тут же потух и замямлил. - Это... Я не знаю, как такое может быть, милорд.

- Что не так, Теор?

- Вы разве не видите? Милорд, раны Римана... Ваш сын поправляется настолько быстро, что даже самый смелый мой прогноз на фоне его выздоровления выглядит жутким проклятием. Я не...

- Разве это плохо? - отец твердо смотрел на лекаря.

- Нет-нет, милорд. Это замечательно... - Теор мялся в нерешительности. - Но я... Не понимаю... - мужчина аккуратно подбирал слова. - Так не бывает, милорд, - наконец выпалил он.

- Что это значит? Так не бывает? Но ведь так есть, и ты сам этому свидетель.

 Я не встревал в разговор, но чувствовал повисшее в воздухе напряжение. А еще я чувствовал, что врач напуган.

- Свидетель, да... - протянул Теор. - Я имею в виду, что обычно так не бывает... То есть... Такое невозможно ни теоретически, ни практически, - отец открыл было рот, чтобы в очередной раз возразить, но лекарь опередил его, вскинув руки. - Я говорю, что это... Может быть чудо, милорд?

- Мы много молились о его выздоровлении. Всей нашей семьей. И семьей ван Хоффе.

- Да, да, милорд! О том я и говорю! Это настоящее чудо Господне!

- Бог всемогущ, Теор, - отец говорил ровно и твердо. - И его любовь способна на многое. Но никто об этом не должен знать.

- Э-э-э, простите? - дернулся лекарь.

- Никто не должен знать о чудесном исцелении моего сына. Ты меня понял, Теор?

- Да. Да, конечно, как скажете, милорд, - врач смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом. - И даже церковь?

- В первую очередь церковь.

- Но быть может ваш сын новый мессия, милорд! Только подум...

- Мессий нынче сжигают, называя колдунами, - отец наклонился в сторону Теора, возвышаясь над ним, как туча над ягненком. - Ты должен быть в курсе, разве нет? По всей Империи горят костры, и воняет жареным мясом.

- Я... - целитель поник и сморщился. - Я понял, милорд.

- Поклянись мне, Теор. Дай клятву в моем доме именем моей семьи.

- Вашей... Милорд, я не...

- Клянись! - взревел отец.

Врач мелко задрожал, закрыв лицо руками. Он начал дергано креститься, произнося клятву.

- Хорошо. Ты не посмеешь нарушить обет Фронсбергов, Теор - все клятвы имеют свою цену. А цена этой высока. Помни об этом.

Глаза отца холодно блестели, когда он равнодушно взирал на лекаря. Теор гулко сглотнул, протараторил что-то на счет вечернего визита, глубоко поклонился и вылетел прочь из моей комнаты. Гереон посмотрел на меня и просиял.

- Он точно будет молчать.

- А почему ему надо молчать, отец?

- Потому что люди, - он присел на край кровати, - по натуре злы, Эр. И пугливы, очень, очень пугливы. Узнай они про тебя и твое невероятное исцеление - не избежать проблем. Люди боятся того, что не в силах понять. Но страх же может все исправить.

- Как?

- Про нашу семью ходит множество слухов. И не все из них хорошие. Одну легенду о нашем предке простой люд любит больше всего, - отец задумчиво уставился в потолок. - Кажется, она про моего прапрадеда. Вакернхайм старый замок, а у каждого подобного места есть свои секреты и тайны. Одна из таких тайн - давно заброшенная тюрьма, расположенная сразу за погребом, ты ее видел, - я кивнул. - Поговаривают, что старый Фронсберг любил пытать крепостных, что в тюрьме замка погибло больше человек, чем во времена чумного Майнца. Не знаю, правдива ли эта легенда, но народ ее боится, - отец улыбнулся. - И наш общий друг Теор точно слышал об этом месте.

*

Двадцать пятого октября я впервые встал с кровати за прошедшие две недели. Хромота заботила меня не больше, чем пасмурная погода за окном - я чувствовал необъяснимую уверенность, что в скором времени от страшного происшествия не останется и следа, кроме нескольких рваных шрамов на боку и бедре. Меня поддерживали не только ощущение неестественной внутренней мощи, но и чуткая забота Эм, которая проводила со мной долгие часы каждый день с момента нападения лесных чудищ. Она приходила ко мне, сидела у моей кровати, звонким голосом рассказывая о своих успехах на поприще музыкального искусства. Меридит, насколько я мог видеть, старалась не вспоминать о своей истерике, волю которой она дала в тот день, когда отец и Танкред привезли меня из леса. Скрывала и старалась забыть проявленную слабость. Кроме всего прочего, Эм очень странно смотрела на меня. Она избегала моего взгляда, а каждый раз, когда мне удавалось поймать ее взор, она поспешно отводила глаза, смущенно выкручивая пальцы.