Летом 1506 года умер наш общий старый учитель. Липкая духота Майнца покачнула здоровье Бальтеса и стала его смертельным приговором. Художник и музыкант полторы недели пролежал в постели, тщетно пытаясь побороть проклятый недуг, но неминуемость его скорой кончины ни для кого не была тайной. Даже для Рэса. Тем не менее, смерть старого Кэрара была ударом для меня и для Эм. Для меня, пожалуй, в большей степени - я боялся, что она перестанет приезжать в Вакернхайм - ведь изначальная причина ее визитов заключалась в обучении музыкальному искусству.
Меридит не приехала ни осенью 1506-го, ни зимой. Но весной 1507-го, в самом начале душистого марта, Эм вновь появилась во дворе дома Фронсбергов.
* * * * *
- Я думал, что больше не увижу тебя.
Напряжение висело в воздухе, как натянутые струны внутри корпуса клавесина. Именно тогда, увидев Эм после практически годовой разлуки, я понял, что она мне необходима. Восемь лет тесной дружбы пронеслись, как облака над Майнцем, но до того теплого мартовского дня я словно и не понимал смысл присутствия Меридит в моей жизни. Она была чем-то ярким и радостным, но постоянным и обыденным. Я всегда знал, что она вернется, чтобы продолжать занятия с Кэраром. Думал, что так должно быть, было и будет, как неподвластная любому человеку смена сезонов года. И вдруг, все встало на свои места, рассортировалось по пыльным полочкам моего взрослеющего разума.
«Она мне нужна. Необходима. Не будет ее - не станет и меня».
- Я тоже так думала, - тихо произнесла Меридит. - Мать ни в какую не хотела меня отпускать. «И зачем же тебе теперь ехать, Мерри?» И правда, зачем? - она пристально смотрела в мои глаза. - Зачем, Эр? Отец сказал, что все понимает, что он поможет успокоить Нану, и я могу ехать с чистым сердцем. Но как он может понимать, если я сама не понимаю?
Голова кружилась от количества мыслей и от нахлынувшей радости - созерцания милой Эм. Я не знал, что ей ответить, стоял перед ней, словно набрав в рот воды. И мне мучительно захотелось прикоснуться к Меридит. Не так, как раньше - слабо задеть плечо или локоть, проходя мимо. И не так, как трогала меня она - юркими пальчиками пробегаясь по рукам или легонько щелкая по носу. Я подошел к Эм и взял ее за руку, я видел, как расширились ее зрачки, а брови поползли вверх, и чувствовал, что со мной происходит то же самое.
- Я рад тебя... - едва промолвил я севшим голосом. Волосы встали дыбом, а сердце стучало прямо в ушах. - Видеть. И...
- Чувствовать, - выдохнула она.
- Мерри! - Эм отдернула руку настолько быстро, будто обожглась. В дверях дома стоял мой отец. И вид у него был весьма удивленный. - Вас давно не было. А где Крэд?
- Я одна, милорд Гереон. Ну, - она затихла. - Не совсем одна, конечно. С прислугой.
Она кивнула головой в сторону грузного кучера, горой возвышавшегося над экипажем. Мужчина мрачно воззрился на нас и глухо произнес «милорд».
- Вот как... - задумчиво протянул отец. - В любом случае, мы всегда тебе рады, Мерри.
- Спасибо вам, - скромно произнесла Эм. - Спасибо за все.
На следующий день мы отправились на конную прогулку по одному из тех маршрутов, что мы изъездили год назад вдоль и поперек. Тогда, в 1506-ом, когда нам было по четырнадцать, я и Эм садились на крепких лошадей, численность которых в табуне Фронсбергов значительно возросла за последние десять лет, и покидали стены Вакернхайма на долгие часы, порой целые дни проводя верхом. Бок о бок с Меридит мы проехали все возможные ответвления заросшей лесной дороги, определив для себя пару любимых мест - грушевая роща в километре к западу от замка и скромный виноградник на юге. Тогда мы вместе наблюдали за тем, как в начале весны крестьяне сонно выползают из своих хижин на первые работы в полях. Порой наш маршрут лежал вдоль пологого берега Рейна, испещренного множеством маленьких заводей и песчаных оврагов.
- Как дела у Рэса? - мы ехали по лесной дороге, наслаждаясь ясной чистотой прохладного воздуха, несущего ароматы старых деревьев и новой весны. - Смерть отца сильно его подкосила?
- Ну, - я пожал плечами. - Ты же его знаешь. Он горевал первое время, но смерть давно протянула свои цепкие пальцы к старому художнику. Рэс оправился быстро.