- И что теперь? Как он живет?
- Отец продолжает его опекать.
- Милорд Гереон благородный человек.
- Что есть, то есть. Рэс приезжает порой, но редко. Насколько я знаю, он связался с плохими людьми...
- С плохими людьми? - вскинула брови Эм.
- Да. Воры, наемники, возможно даже убийцы.
- Бальтес был бы не рад.
- Знаю. Но Рэс и слушать об этом не хочет.
- Ты переживаешь о нем?
- Немного. Номрес может за себя постоять... Но в таких обществах люди долго не живут. Тем более сейчас, когда каждого второго бедняка за грязные ногти или рыжие волосы нарекают колдуном и ведут на костер. Я побиваюсь за него...
- Он тебе дорог, - утвердительно произнесла Эм.
Мы доехали до грушевой рощи, пропитанной запахами свежей земли и раннего цветения. Высокие, худые деревья ровными рядками разместились на скромном клочке феода, демонстрируя богатые, но тонкие ветви, щедро украшенные сочными гроздями почек. Мы привязали лошадей к двум ближайшим деревьям - забирая у Эм поводья, я ненароком сомкнул пальцы вокруг ее ладони, почувствовав при этом мощнейшие волны жара, пронзившие все мое тело до самых кончиков волос.
- А я? - порывисто выдохнула Меридит.
- Ты? Что...
- Как Рэс... Ты дорожишь им, - она смотрела на меня, тщетно пытаясь сохранить твердый вид. Но ее руки дрожали, как и ее голос, выдавая сильнейший внутренний трепет. - Ты дорожишь мной, Эр?
- Я... - я хотел сказать что-то нежное и возвышенное. Что-то такое, что способно поразить влюбленное сердце милой Меридит, но смог промолвить лишь: - Да. Очень. Ты мне нужна, Эм.
Она мелко задрожала и шагнула мне навстречу.
- И ты мне нужен, - ее грудь быстро вздымалась и опадала.
Я робко протянул к ней руки и так же робко заключил ее в свои объятия. Это была настоящая эйфория - мощная, затмевающая разум, приторно-сладкая до боли в груди. Я видел перед собой ее прекрасные глаза, в зеленом цвете которых светились радость и страх перед неизведанным, ее нежные губы, застывшие на полуслове, слегка приоткрытые. Я точно не знал, что делать дальше - мне доводилось видеть, как целуются мои родители, или как Лорен целовала Карла Рейнсхольда после того, как они стали супругами.
- Эр, я...
Я неловко прильнул к ее губам, даже скорее не прильнул, а просто прикоснулся своими устами к ее. Эм сделала резкий вдох, широко раскрыв глаза, и обмякла в моих руках секундой позже. Я начал целовать мою прекрасную Меридит, неуклюже покусывая губы, чувствуя сводящий с ума запах ее неровного дыхания. Она нежно приоткрыла рот, и я бессознательно проник в него своим языком. Мы стояли на окраине весенней грушевой рощи, накрепко прижатые друг к другу, и целовались. Впервые в наших жизнях.
Мы вернулись домой на закате. С опухшими губами, обезвоженные, но довольные и счастливые. Эм много говорила о том, как думала обо мне с момента нашей последней встречи, как не могла спать долгими ночами, чувствуя теплоту, разливающуюся по всему телу при мыслях о скорой поездке в Вакернхайм. Говорила, что смерть Бальтеса стала для нее двойным горем - учитель занимал важное место в жизни Меридит и был гарантированной причиной нашей повторной встречи. Эм долго не могла решиться на эту поездку, не знала, жду ли я ее, чувствую ли то же, что чувствует она. И тогда, возвращаясь домой верхом, оставляя позади день, заполненный поцелуями, она говорила о своих затянувшихся переживаниях, изрядно потрепавших ее юное сердце, и не могла остановиться.
*
Я едва смог уснуть тем вечером - лежал в кровати, думая об Эм, спящей в соседней комнате с, как мне представлялось, невинной улыбкой на лице. Всю последующую неделю мы много гуляли, держались за руки в тени высоких деревьев, сидели за клавиатурой клавесина, нежно и очень легко притрагиваясь друг другу. Я желал Эм, желал настолько сильно, что кружилась голова, а дыхание делалось тяжелым.
Вечером одиннадцатого марта 1507 года, хотя скорее не вечером, а уже прохладной весенней ночью, я лежал без сна, представляя, вспоминая и ощущая совсем недавние прикосновения к Меридит. Я чувствовал теплоту и нежность ее кожи, жар прикосновений, сладость ее губ на своих губах и запах ее волос, струящихся на ветру в миллиметре от моего лица.
«Мне не уснуть. Сегодня точно. Я должен увидеть ее, прикоснуться к ней. Без этого я проваляюсь бревном до самого утра».
Я лежал, а сердце дико колотилось в груди, так сильно, что мне казалось, будто его удары раскатами грома проносятся по всему дому.
«Почему мне так волнительно страшно?»
Ночная тишина заперла дом внутри непроницаемого купола безмолвия.
«А если она уже спит? Я зайду, она проснется и спросит, зачем я пришел... И что я скажу?»