- Что это?
- Не знаю, - Эм забавно пожала плечами. - Какой-то исполинский флагшток! Его строят уже год, если не больше. Очень интересно, каким он будет в итоге.
- Да-а-а...
- Пойдем, Эр! - она вскочила и потянула меня за собой. - Мы рискуем опоздать на концерт.
- Куда?
- Что с тобой такое сегодня? - Меридит задумчиво посмотрела мне в глаза. - Ты сам не свой, будто увидел призрак... Концерт, Эр. Вспомина-а-а-ай - фортепиано, Шопен, сегодня, м?
Она испытывающее смотрела на меня, и мне не оставалось ничего, кроме как глубокомысленно протянуть «А-а-а-а-а» в ответ. Я поднялся на ноги, сделал пару шагов в ее сторону и застыл на месте - образ Эм, силуэт недостроенного флагштока за ее спиной и картина всего города начали постепенно тять прямо у меня на глазах. Через несколько секунд я видел мою милую Меридит словно через мутное стекло, она улыбалась мне и что-то увлеченно рассказывала, но я не мог слышать слов.
Все померкло... И появилось вновь. Только не было ни реки, ни города, ни улыбок. Эм стояла во дворе Вакернхайма, запрокинув голову. Она смотрела на горящий факел, в который превратилась моя Башня Искусств и плакала. Повернувшись ко мне, Меридит тихо прошептала:
- Я люблю тебя, Эр. Я твоя. Навеки, - на ее прекрасном пышном платье начали появляться кровавые пятна, стремительно увеличивающиеся в размере.
Она опустилась на колени. Я бросился к ней, упал рядом, заключив мою любовь в крепкие объятия, аккуратно приподнял ее голову, увидев тонкие ручейки слез, струящиеся по красивому лицу, и начал шептать, что все будет хорошо, что я рядом и всегда буду рядом, что я люблю ее, безумно люблю и не смогу без нее жить...
Эм посмотрела в мои глаза. Ее прекрасные очи влажно блестели... Но их цвет был не зеленым, а серым, и в глубине этой серости я видел боль и страх, видел всполохи кроваво-красного огня, уничтожающего все, что я когда-то знал и любил.
- Нет, дорогой Эр, не будет, - едва слышно промолвила она. - Отомсти за меня. Отомсти.
Совершенно неожиданно и потусторонне Эм начала петь.
Откроюсь тебе, поведаю тайну.
Прости, я умру у тебя на руках.
В том месте, где Рейн встречается с Майном.
Ты горе найдешь в моих мертвых глазах.
Меридит рассыпалась пылью в моих руках, оставшись раной в груди. «Отомсти за меня» все еще звучал ее голос.
«Отомсти».
* * * * *
Когда я очнулся, в комнате царил полумрак - был ли это закат или рассвет, я сказать не мог, но меня это и не волновало. Ужасная боль, постепенно затихая, резала затылок и грудь. Я с трудом открыл глаза и увидел лишь высокий потолок знакомой мне обеденной залы. Было очень холодно и мокро.
Мне едва удалось поднять руки до собственного лица, казалось, что это простое движение отняло у меня все имеющиеся силы. Я дотронулся до груди и затылка, посмотрел на онемевшие пальцы и понял, что меня словно искупали в крови - все было красным, но кровь была уже холодной. Осознание ужасной неотвратимости случившегося могильной плитой легло на мой разум.
«Где моя милая Эм?» - единственная мысль, которая удерживалась в моем мозгу. Кое-как подняв голову, я увидел ее. Она лежала недалеко от меня, слева, возле окна. Образ Меридит из сна, произносящий «Отомсти за меня» яркой звездой осветил спутанные мысли. С трудом перевернувшись на грудь, я пополз в сторону Эм, оставляя на покрытом кровью полу размазанные контуры моего тела.
Ее прекрасное лицо было не тронуто. Она лежала, неестественно запрокинув голову, а ее удивительные зеленые глаза, наполненные предсмертным ужасом, недвижимо смотрели в потолок. Ее густые, волнистые волосы утратили русый цвет, окрасившись в грязный багрянец. На груди моей милой Эм липкими сгустками блестела кровь, явно выделяя три открытые раны, нанесенные холодным железом.
Вонючие твари убили Эм.
Я с трудом приподнял ее холодное тело, скрипя зубами от боли, положил голову Меридит себе на плечо и замер.
Я рыдал так, что голова разболелась от собственных воплей, я орал на весь замок, выкрикивая проклятья и слова любви. Я говорил убитой Эм, что не смогу без нее жить, что она - весь мой мир, и без нее не будет этого мира. Не знаю, сколько я просидел там, обнимая мертвое тело моей любимой, но, когда я начал приходить в себя, мои щеки уже надежно задубели от слез, мой голос сел от постоянного ора, а в комнате угасала ночная тишина.
Из ужасного ступора меня вывело вовсе не чувство боли или утраты, ни физически истощающий холод или наступающее утро следующего дня. Меня оживила ненависть и жажда мести. Я обнимал мою милую Эм в один из последних разов, а в моей голове ярко сияли красным два противных слова.