- Да какая разница? - грубо отрезал Авель. - Мангейм, Страсбург, Базель? Куда угодно, где мы можем спрятаться и залечь на дно. Если через месяц Ватт и его друзья не отправятся в мир иной, то все хорошо... Но я готов сожрать свой собственный колчан, что все далеко не хорошо.
Андгельм неуютно поежился. Он думал, утешал себя мыслью, что его добрый друг на старость лет стал излишне чувствительным, что все переживания Авеля необоснованны и нелогичны... Анд почти забыл, по крайней мере, старался забыть, каким был его ужас, когда он увидел густой столб дыма, томно поднимающийся в небо со стороны Вакернхайма, как каждый волосок на его грузном теле остро встал дыбом. В тот момент толстяк Гельбрет ощутил себя маленьким мальчиком, чрезмерное баловство которого заметили взрослые, мальчиком, боязливо вжимающим голову в плечи перед лицом неминуемого наказания.
Андгельм не мог знать, что к тому моменту, когда он ляжет спать этой ночью, его семью уже убьют. Его верную постаревшую жену истыкают ножами, грубо держа за горло, а миловидную дочь изнасилуют до онемения промежности и затем утопят в бочке с водой. Анд засыпал под высоким небом, мечтая поскорей вернуться домой.
Первым, конечно же, проснулся Вильгельм Гарофрид. Как-никак он почти двадцать лет охотился в запретном лесу, умело избегая молчаливых егерей, а вместе с ними и смертельной петли. Он по праву считал себя умелым охотником и траппером, за долгие годы напряженной и опасной работы натренировал свой нюх, взор и слух... Но наемные убийцы - хорошие наемные убийцы - могут передвигаться очень скрытно, создавая не больше звука, чем легкий осенний ветерок в лесистой местности. Когда Авель открыл глаза, было уже поздно - он успел дернуться, подумать, что, к сожалению, оказался прав, что тот дым из дома Фронсбергов действительно был предупреждением и немой угрозой. Но это слабо утешало.
- Привет от Фронсберга, урод, - произнес высокий мужчина и накинул на шею Вильгельма жесткую петлю.
Гарофрид успел увидеть, как его спящего мирным сном друга окружают три темные фигуры, он хотел подать другу знак, разбудить его, но веревка плотно перехватила горло, натянувшись до треска. Вильгельма грубо потащили по траве в сторону ближайшего дерева.
«Так обидно», - успел подумать Авель. - «Всю жизнь избегал петли, боялся ее. Всегда оставался непойманным. Но петля все равно нашла меня».
Быстрые руки перекинули веревку через прочную ветвь древнего дуба, потянули за свободный конец, отрывая тело Вильгельма от земли, поднимая его все выше и выше. Гарофрид беспомощно болтал ногами, пытаясь ухватиться руками за тесную, сухую веревку. Его скрюченные пальцы в кровь разодрали шею, а глаза пугающе вылезли из орбит, и в тот момент, когда Авель увидел темную пелену, застилающую весь мир, его кишечник и мочевой пузырь опорожнились.
Болтания седого охотника в петле сопровождались глухими звуками мощнейших ударов - троица наемников с остервенением топтала беспомощного, сонного толстяка, пробуждение которого нельзя было назвать сносным. Для начала Андгельма жестоко оглушили, нанеся несколько сильнейших ударов по голове, затем его начали запинывать, тяжелыми металлическими сапогами ломая кости тучного мясника. Его долбили пинками, пока внутренние органы, перемолотые в кашу, не полезли из всех доступных отверстий
Казнь свершилась. Дважды.
* * * * *
Когда мы выезжали из Майнца на крытом фургоне, Отто Нодульф захлебывался смердящей жижей из выгребной ямы, а Франц Ландгрим истошно орал, заточенный внутри своего самого ужасного кошмара. Я сидел на грубой скамье, чувствуя, как покачивается повозка при движении по изъезженной грунтовой дороге, и смотрел на распростертые передо мной тела омерзительных близнецов. Их ждала ужасная участь, и эту участь определил именно я.
Рэс просил меня не начинать казнь без него. Его буквально трясло от возбуждения, когда он озвучивал эту просьбу. Это пугало, очень пугало. Никогда бы не подумал, что мой друг детства вырастет извращенным садистом, который будет пританцовывать, наблюдая за чужой агонией. А ведь это была даже не его месть. Она была моей, но я не испытывал ни сладкого предвкушения, ни злобной радости.
«Виконт Ватт. Вот чья смерть доставит мне удовольствие».
Эта мысль пламенем горела в мозгах. Но убийство губастого выродка я решил оставить на потом. Все должно быть сделано правильно. От меньшего к большему - как в шахматах. Сначала падают пешки, кони, слоны и башни... А затем приходит время короля. Хотя назвать ничтожного Ватта королем я не мог, каким бы важным действующим лицом в убийстве моей семьи он не являлся.