Эмилия. Значит, все было ясно? Да?
Коленатый. Виноват. Барон Эммерих Прус возражал на это, что у Грегора нет дарственной грамоты и что перевод имения на него не занесен в книгу земельных владений. Далее, что покойный не оставил письменного завещания, а наоборот — «hingegen» — на смертном одре сделал устное распоряжение в пользу другого лица…
Эмилия. Не может быть! Какого лица?
Коленатый. В том-то и закавыка, мадемуазель. Подождите, я вам прочту. (Поднимается по стремянке к регистратуре.) Тут заварилась такая каша, вот увидите. Ага, вот оно. (Вынимает дело, усаживается на верхней ступеньке и быстро листает.) Агa, «das wahrend des Ablebens des hochwohlgeborenen Majoratsherrn Freiherrn Prus Josef Ferdinand von Semonitz vorgenommene Protokol usw». Итак, свидетельство о последней воле, подписанное каким-то патером, врачом и нотариусом у смертного одра Иозефа Пруса. Вот что в нем говорится: «Умирающий… в сильной горячке… на вопрос нижеподписавшегося нотариуса — есть ли у него ещё какие-либо пожелания, несколько раз повторил, что имение Лоуков „dass das Allodium Loukov… Herrn Mach Gregor zukommen soll…“, он завещает герру Мах Грегору». (Ставит дело на место.) Какому-то Грегору Маху, мадемуазель, лицу неизвестному и не могущему быть обнаруженным. (Остается сидеть на стремянке.) Эмилия. Но это недоразумение! Пепи, безусловно, имел в виду Грегора, Ферди Грегора.
Коленатый. Конечно, мадемуазель. Но написанного пером не вырубишь топором. Грегор, правда, возражал, что слово «Мах» попало в устное завещание по ошибке или в результате описки, что «Грегор» должно быть фамилией, а не именем и так далее. Но litera scripta valet[8] — и Эммерих Прус получил все наследство, в том числе и Лоуков.
Эмилия. А Грегор?
Коленатый. А Грегор — ничего. Вскоре двоюродный брат Стефан — судя по всему, великий пройдоха — выкопал где-то субъекта, именовавшегося Грегор Мах. Этот Мах заявил на суде, что покойный имел по отношению к нему тайные обязательства, очевидно, деликатного свойства…
Эмилия. Ложь!
Коленатый. Несомненно… И что он претендует на имение Лоуков. Затем Грегор Мах канул в Лету, оставив — за какую сумму, об этом история умалчивает, — господину Стефану нотариальную доверенность на свои права на Лоуков. Сей кавалер, Стефан судился от его имени, и, представьте себе, выиграл тяжбу: Лоуков был передан ему.
Эмилия. Чёрт знает что!
Коленатый. Скандал, а? Тогда Грегор начал тяжбу, против Стефана, заявив, что Грегор Мах не является де-юре наследником Пруса, что покойный делал устное распоряжение в бреду и так далее. После долгой волокиты он выиграл дело: предыдущее решение было отменено. Но Лоуков возвратили не Грегору, а опять Эммериху Прусу. Представляете себе?
Грегор. Это называется справедливостью, мадемуазель!
Эмилия. Почему же не Грегору?
Коленатый. Ах, многоуважаемая, по разным тонким юридическим основаниям и учитывая, что ни Грегор Мах, ни Фердинанд Карел Грегор не являлись родственниками покойного…
Эмилия. Постойте! Ведь он его сын.
Коленатый. Кто? Чей сын?
Эмилия. Грегор. Ферди был сын Пепи.
Грегор. (вскочив). Сын?! Откуда вы знаете?
Коленатый. (поспешно слезая с лестницы). Его сын? А мать кто, скажите, пожалуйста?
Эмилия. Мать была… Ее звали Эллен Мак-Грегор. Она была певицей Венской императорской оперы.
Грегор. Как? Как фамилия?
Эмилия. Мак-Грегор. Шотландская фамилия.
Грегор. Слышите, доктор? Мак-Грегор! Мак! Мак! А вовсе не Мах! Понимаете, в чем дело?
Коленатый. (садится). Разумеется. А почему фамилия сына — не Мак-Грегор?
Эмилия. Из-за матери… Он вообще не знал ее.
Коленатый. Вот как. А есть у вас какие-нибудь доказательства, мадемуазель?
Эмилия. Не знаю. Продолжайте.
Коленатый. Продолжаю. С тех пор вот уже почти сто лет спор между Прусами, Грегорами и Стефанами об имении Лоуков тянется из поколения в поколение с небольшими перерывами до наших дней, при компетентном участии нескольких поколений адвокатов Коленатых. С их помощью сегодня после обеда последний Грегор окончательно проиграет дело. Вот и все.
Эмилия. А стоит Лоуков всей этой кутерьмы?
Грегор. Я думаю!
Коленатый. Видите ли, в шестидесятых годах прошлого столетия на угодьях Лоуков были обнаружены залежи угля. Стоимость их не поддается даже приблизительному подсчету. По-видимому, миллионов сто пятьдесят.
Эмилия. И больше ничего?
Грегор. Ничего! Мне бы хватило и этого.
Коленатый. Есть у вас ещё вопросы, мадемуазель?
Эмилия. Да. Что вам нужно, чтобы выиграть процесс?
Коленатый. Лучше всего было бы формальное письменное завещание.
Эмилия. Вам что-нибудь известно о таком завещании?
Коленатый. Его не существует.
Эмилия. Как глупо!
Коленатый. Бесспорно. (Встает.) Есть ещё вопросы?
Эмилия. Да. Кому принадлежит старый дом Пруса?
Грегор. Моему противнику Ярославу Прусу.
Эмилия. А как называется такой шкаф, куда прячут старые бумаги?
Грегор. Архив.
Коленатый. Регистратура.
Эмилия. Так вот, в доме Пруса был такой шкаф. На каждом ящичке — дата. Пепи складывал туда старые отчеты, счета и другие бумаги. Понимаете?
Коленатый. Да, да.
Эмилия. На одном ящичке была дата — «тысяча восемьсот шестнадцатый год». Как раз когда Пепи познакомился с этой самой Эллен Мак-Грегор. На Венском конгрессе или где-то ещё…
Коленатый. Так, так!
Эмилия. И в этом ящичке он хранил все письма Эллен.
Коленатый. (садится). Откуда вы это знаете?
Эмилия. Не спрашивайте.
Коленатый. Извините. Как вам угодно.
Эмилия. Кроме того, там были письма от управляющих и другая деловая переписка. Короче говоря, пропасть всяких старых бумаг.
Коленатый. Понимаю.
Эмилия. Как вы думаете: кто-нибудь сжег все это?
Коленатый. Может быть. Очень возможно. Впрочем — увидим.
Эмилия. Вы посмотрите?
Коленатый. Обязательно. Конечно, если позволит господин Прус.
Эмилия. А если нет?
Коленатый. Тогда ничего не поделаешь.
Эмилия. В таком случае вы должны достать этот ящик другим способом, понимаете?
Коленатый. Да. В полночь, при помощи веревочной лестницы, отмычек и тому подобного. Ах, мадемуазель, хорошенькое у вас мнение об адвокатах!
Эмилия. Но вы должны достать эти бумаги!
Коленатый. Увидим. Что дальше?
Эмилия. Так вот… если там есть ещё эти письма… то между ними лежит… большой желтый конверт…
Коленатый. Ив нем?
Эмилия. Завещание Пруса. Собственноручное и запечатанное.
Коленатый. (встает). О, господи!
Грегор. (вскакивает). Вы уверены?
Коленатый. Скажите, пожалуйста, что же в этом завещании? Каково его содержание?
Эмилия. В нем Пепи отказывает… поместье Лоуков… своему внебрачному сыну Фердинанду… рожденному в Лоукове… такого-то числа, не помню точно.
Коленатый. Так все и сказано?
Эмилия. Так.
Коленатый. И конверт запечатан?
Эмилия. Да.
Коленатый. Личной печатью Иозефа Пруса?
Эмилия. Да.
Коленатый. Благодарю вас. (Садится.) Скажите, с какой стати вам вздумалось нас дурачить, мадемуазель?
Эмилия. Дурачить? Значит, вы мне не верите?
Коленатый. Конечно, нет. Ни одному слову.
Грегор. А я ей верю. Как вы смеете…
Коленатый. Да имейте же голову на плечах! Если конверт запечатан, как может кто-нибудь знать, что в нем? Ну, скажите!
Грегор. Но…
Коленатый. В конверте, запечатанном сто лет тому назад!
Грегор. И все-таки…
Коленатый. Да ещё в чужом доме. Не будьте ребенком, Грегор.
Грегор. Я верю, и все тут.
Коленатый. Ну, как хотите. Дорогая мадемуазель Марти, у вас особый дар… рассказывать сказки. Поистине своеобразная слабость. Часто это с вами бывает?
Грегор. О, помолчите.
Коленатый. Ну да, буду молчать как могила. Абсолютная тайна, мадемуазель.
Грегор. Имейте в виду, доктор: я верю всему, что сказала мадемуазель. Каждому слову.
Эмилия. Вы настоящий джентльмен.
Грегор. Поэтому — или вы сейчас же отправитесь к Прусу и попросите выдать вам бумаги, датированные тысяча восемьсот шестнадцатым годом…
Коленатый. Этого я, очевидно, не сделаю. Или?
Грегор. Или я поручу это первому попавшемуся адвокату, выбрав его наугад по телефонной книге. И ему же передам ведение моего процесса.