— Ну, я подумал, раз твоему отцу привозят животное... Нам следует прийти...
— Чепуха, Роджер, — твердо произнесла она. (Чарлсворт всегда орал, что ненавидит свое христианское имя.) — Просто тебя опять потянуло смотреть на твои корабли, вот чего ты хотел! — Ее голос сорвался.
Эта перепалка меня решительно приободрила. Невероятно, но было похоже, что Чарлсворту удалось навязать Аннет свою волю. Я спросил:
— Насчет «номера четыре» все подтверждается?
Он посмотрел на меня пустым взглядом, словно не ожидал увидеть меня здесь:
— О чем ты говоришь, Сагар?
— Ну... ты говорил... сегодня утром, — промямлил я, сбитый с толку его холодным видом.
— Я не помню, чтобы я что-нибудь говорил. — Он отвернулся, повернулся ко мне своей проклятой спиной и заговорил с Аннет Ларуж в этакой псевдовзрослой манере, так что мне захотелось разбить ему физиономию.
Бессмысленно. Я должен был понять раньше. Мы с Чарлсвортом разошлись, мы были врозь уже несколько недель назад. Я отодвинулся от них; самое скверное одиночество — когда стоишь слишком близко к людям, которые тебя игнорируют. Я смотрел на них, а они болтали, словно взрослая парочка. Аннет с ее надменным видом и бесспорно классическим лицом держалась, будто манекенщица перед объективом. Господи, как я ее ненавидел. В пятнадцать лет я считал классические черты непривлекательными, предпочитая пухлые щеки, спелые губы и большие груди.
Повзрослев, я не изменил своих вкусов ни на йоту. Возможно, это доказывает, что в пятнадцать лет я был дьявольски зрелым.
Чарлсворт портил картину; он старательно удерживал беспокойного псевдокота, так что на его маленьких руках проступили вены. Его личико грызуна, внимательное и серьезное, было обращено к Аннет: они обсуждали «1984» Оруэлла, книгу из школьной программы, и изображали полную самозабвенность.
Прервал эту комедию знакомый, чистый, восхитительный гром с неба. Задрав голову, я увидел крошечное облачко и краем глаза заметил, что Чарлсворт тоже наблюдает, и на мгновение могло показаться, что вернулись старые времена. Жизнь в этом возрасте так полна, что человек может испытывать ностальгию по событиям месячной давности.
Но Аннет упорно продолжала говорить. Чарлсворт отвлекся и был наказан суровым взглядом и вопросом о состоянии его слуха.
Теперь я мог разглядеть маленькую черную точку, и даже в такой ясный летний день была заметна искорка пламени.
Аннет все трещала, и Чарлсворт отвечал с отчаянным интересом.
Легкий ветер тянул по небу дым, словно хвост кометы. Неожиданно псевдокот дернул поводок, и Чарлсворт покачнулся.
— ...но конечно же, все эти преувеличенные проблемы, с которыми столкнулся Уинстон Смит, отражали страхи того времени, когда жил сам Оруэлл.
Она была права, может быть, но что с того? Что с того, когда в летний полдень рядом с тобой садится на алом хвосте корабль?
— Да, разумеется, — пробормотал Чарлсворт, глядя вверх.
Теперь он был виден отчетливо: сияющий серебром сквозь дым и пламя, длинный, отточенный, прекрасный, с сильными когтями, направленными вниз, как у нападающего ястреба. Земля тряслась от его мощного рева.
Я взирал на него с любовью. Похоже, Чарлсворт тоже.
— Роджер! Я с тобой разговариваю!
Безусловно, она бы сказала еще много чего, но теперь грохот стал неистовым, и даже Аннет, морщась, перевела взгляд вверх. Серебряный гигант замедлял падение — казалось, что по мере спуска к шахте он становится больше и длиннее; стал виден изогнутый борт. На нем была диагональная эмблема и под ней надпись — «Организация Хедерингтона».
А еще ниже — обычная черная цифра 4.
Сквозь сумасшедший шум я услышал триумфальный вопль Чарлсворта и обернулся, чтобы взглянуть на него. Не могу описать выражение его лица, но никогда его не забуду; кажется, меня малость затрясло в этот жаркий июльский день: Чарлсворт словно сошел с ума из-за простой черной цифры. Я заметил, что он выпустил поводок, и думаю, в тот же момент это заметила Аннет, потому что именно тогда она закричала.
Черный зверь рванулся вперед, измеряя бетон гигантскими, плывущими прыжками, задрав голову и сосредоточенно глядя на приближающийся корабль.
— Останови его, Роджер! Останови! Его убьет!
На один бездумный миг Чарлсворт подчинился и бросился вперед, под страшные кормовые дюзы, злорадно опускающиеся на него. Потом остановился и повернулся назад, ошарашенно глядя то на меня, то на Аннет. Псевдокот за его спиной несся дальше.
Сквозь грохот опять прорвался голос Аннет:
— Вперед! Вперед! Что ты стоишь?