Ну, что? Не верили мне? Не верили? А я оказалась права. — Тонким голосом щебетала Наташа. — Застукали Катьку, вот свадьба и расстроилась.
С кем, с любовником? — не верила Марина.
Если бы только с любовником… Её целая команда трахала.
Что ты несёшь, дура? — возмущались девчонки.
Сами вы дуры. Корчите из себя недотрог, а у каждой, поди, уже по несколько абортов сделано.
Да, Катька не такая. Она порядочная.
А вспомните, как она в сентябре перед парнями голышом бегала.
Ну, во-первых, не голышом, а во-вторых, мы все тогда бегали.
А, в-третьих, это она всех тогда завела, — не успокаивалась Наташа. — Значит, у неё к этому делу наклонности есть.
Это у тебя к этому делу наклонности есть, а не у Катьки.
А я и не скрываю этого. Я живу нормальной человеческой жизнью, не как вы.
Да, что с ней разговаривать, девочки? — не выдержала Марина.
А это вы видели? — Наташа вытащила из-за спины видеокассету.
Что это?
Катька с девственностью прощается.
Врёшь!
А вы сами возьмите и посмотрите.
Сразу несколько рук протянулись к кассете.
Это моя кассета. А если вам хочется посмотреть, то купите сами.
Купить? Так ты, что, купила её?
Купила. Рядом с институтом ларёк с видеокассетами. Там кроме фильмов ещё и порно продают. Вот там и купила.
Наташино сообщение о порнофильме, где была снята Катя, произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Уже никто не стеснялся обсуждать её поведение в её отсутствие, никого не волновала Катина репутация, и никого не интересовало, почему она не появляется в институте. Катя была отрезанным ломтём. Её, как личности, больше просто не существовало. Никому и в голову не пришло просто позвонить ей домой, поинтересоваться, а что сейчас происходит с ней? О её существование вспомнили только после того, как в институте появился Катин отец. Он подходил к сокурсникам дочери и пытался поговорить с ними, но всякий раз, как студенты узнавали, кто он, они прекращали беседу и пытались побыстрее отделаться от него. Отойдя от Катиного отца, студенты тут же собирались кучками, и показывали на него пальцами. Отец чувствовал к себе крайне негативное отношение. Внутри него всё кипело, но он, помня о том, что все эмоции должны быть отброшены в сторону, скрипнув зубами, отойдя от одного студента, подходил к другому.
Молодой человек, — обратился отец к очередному студенту. — Я отец Кати Андреевой. Вы не смогли бы уделить мне немного времени?
Молодой человек, не в пример остальным, не стал прятать свои глаза, не стал ссылаться на занятость, он, напротив, посмотрел на своего собеседника с таким участием, как будто речь шла не о Кате, а о нём самом.
Да, да, конечно, — ответил он. — Это очень хорошо, что вы пришли. Я и сам хотел зайти к вам, но вы опередили меня. Я староста группы, в которой учится Катя.
Ну, слава Богу, хоть один согласился поговорить со мной! Вы знаете, я пытался поговорить со многими, но они, узнав, кто я, сразу же прекращали разговор со мной. Складывается впечатление, что они что-то знают, но не хотят говорить со мной.
Не могут, — поправил его староста.
Не могут?
Да, не могут. На эти темы, знаете ли, не все могут говорить свободно.
На какие темы?
Так вы, что, ничего не знаете? Разве Катя вам ничего не рассказывала?
Катя сейчас находится в психиатрической больнице. Врач категорически запретил говорить с ней на любые неприятные темы.
В это время прозвенел звонок. Студенты стали расходиться по аудиториям.
Вам надо идти? — спросил Раба Катин отец.
Нет, нет. Ничего страшного. Наш разговор гораздо важнее. Пройдёмте в студенческое кафе, там нам никто не помешает.
Собеседники расположились в кафе за самым дальним столиком. После того, как прозвенел звонок, кафе было практически пустым.
Кстати, забыл представиться, — сказал Рабу Катин отец. — Андреев Михаил Александрович, полковник в отставке.
Рабов Володя, — ответил ему Раб. — Так вы полковник?
Да, а вас что-то смущает?
Нет, просто у меня отец тоже полковник в отставке.
Ну, что ж, может это даже и к лучшему. По крайней мере, нам проще будет понять друг друга. Я, собственно, Володя, и пришёл сюда, чтобы разобраться в том, что произошло с моей дочерью. И первый мой вопрос: Была ли она в институте в тот злополучный день, а если была, то когда ушла из него и с кем?
В институте она была. Вот здесь, за этим столиком мы сидели и обсуждали вопросы, связанные со свадьбой. Там же почти вся наша группа должна была быть. Выпили по чашечке кофе, и она пошла домой.
Одна?
Одна. По крайней мере, я с ней никого не видел.
Значит, вы тоже не знаете, что потом произошло.
Раб замялся. Он смотрел на Катиного отца и не знал, что ему сказать.
Я же чувствую, что вы все что-то знаете и скрываете от меня.
Не буду вам врать — да, но мне тяжело говорить с вами на эту тему. Вы Катин отец. Для вас удар может оказаться слишком сильным.
Володя, — Михаил Александрович перешёл на 'ты', - Давай договоримся, я не Катин отец, по крайней мере, на время моего расследования, нервы у меня крепкие, и любую информацию я буду анализировать совершенно непредвзято.
Раб вытащил из сумки кассету и положил её на стол.
Что это?
Это то, что было после того, как Катя ушла. Такие кассеты продаются в ларьке возле нашего института, и все студенты смотрели её. Вот почему они не захотели разговаривать с вами. Посмотрите, а потом решите, будете вы продолжать своё следствие или нет. Только советую вам не показывать её вашей жене. Вряд ли у неё нервы такие же крепкие, как у вас.
А почему ты согласился говорить со мной?
Потому, что я не верю всему этому. — Раб показал пальцем на кассету. — Здесь что-то не то. Или это монтаж, или я не знаю что. Ясно одно, в этом деле надо разбираться.
А все остальные поверили?
Увы! — Раб многозначительно развёл руками.
Почему же ты не поверил?
Скажу вам честно, Михаил Александрович, мне нравится ваша дочь и я бы предпочёл оказаться на месте Димы, но, увы, её выбор оказался другим.
Значит, ты тоже хочешь непредвзято разобраться в этом деле?
Хочу, только вряд ли у меня получится непредвзято.
Сделаем так, — решительно сказал Михаил Александрович, — сейчас возьмём тайм-аут, а после того, как я ознакомлюсь с этим, — он показал на кассету, — мы снова с тобой встретимся. Дай мне свой телефон.
Раб вырвал из тетради листок, записал на нём телефон, и отдал Катиному отцу.
А наш телефон у тебя есть? — спросил Михаил Александрович.
Да.
Катин отец удивлённо посмотрел на Раба.
Я староста.
Ах, да.
Михаил Александрович встал, пожал своему собеседнику руку, и решительно направился к выходу.
Та неприятная обстановка, которая царила дома у Володи Рабова понемногу начала выправляться. Отец, который после увольнения из армии впал в депрессию, перестал пить, стал приветливым, много шутил и о чём-то часто разговаривал по телефону со своими высокопоставленными друзьями. Мать не могла нарадоваться. Она ходила, шептала что-то себе под нос и украдкой, улучив момент, когда на неё никто не смотрит, часто крестилась.
Володя вернулся из института в тот момент, когда отец положил телефонную трубку и довольно стал потирать себе руки.
Батя, тебя просто не узнать, — сказал ему Володя.
Не узнать, не узнать, сынок! Ты сам себя скоро не узнаешь!
Что-то ты загадками какими-то стал говорить.
Садись сюда, — отец показал сыну на диван. — Сейчас ты все мои загадки узнаешь.
Володя сел рядом с отцом и стал внимательно его слушать.
Ты телевизор смотришь? — вдруг спросил его отец?
Смотрю, ну и что?
А, что сейчас с армией делается, видел?
Ну, видел, сокращают её. И что?
Ну, напряги мозги, неужели ничего в голову не приходит?