— Начнем с того, что пришел к нам этот черкес Жабермес из-за обиды на Уркварта. Какие-то у них, по его словам, вышли денежные споры. 400 фунтов ему не доплатили. Англичане даже советовали ему подать на Дауд-бея в суд! Если подумать, несложная операция прикрытия для внедрения.
— А как же похищенные документы из канцелярии Уркварта?
— Документы — да, были. Во только из этих документов следовало, что Уркварт проявил личную инициативу, а посольство как бы не при делах. У меня сразу мелькнуло подозрение, что с этими бумагами не все так просто.
— А как же подстава с Беллом? — продолжал я недоумевать.
— А что Белл? Начнем с того, что ты ему знатно соли под хвост сыпанул. Нет у него былого авторитета средь горцев. А для Понсонби, английского посла, он и вовсе разменная монета. Как не выгорело дело с «Виксен», тут же стали его сливать.
— Но его же не отпускают из Черкесии!
— А кому он нужен в Царьграде и, тем более, в Лондоне? Там он начнет журналистам рассказывать направо и налево, что действовал по указке кабинета. Снова скандал! Снова объясняйся с Петербургом! Пока он в Черкесии, он нейтрализован!
— Вот так кунштюк! — припомнил я давнее изречение Фонтона.
— Еще какой! — подтвердил Фонтон. — Я тебе больше скажу. Получил я сведения, что Андрей Гай побывал в Тегеране вместе с одним англичанином, когда убивали нашего посла Грибоедова! И в Лондон он ездил в 36-м. Зачем? Какие инструкции он получил на туманных берегах Темзы? Много, очень много вопросов к этому господину!
— Зачем же его отправили в Черкесию? — изумился я. — Он же меня теперь выдаст!
— Очередная недоработка! Нет у нас единой системы в разведке. Каждый тянет в свою сторону. Но я уже уведомил Тифлис, чтобы с Гаем вели себя осторожнее. Не доверяли безоговорочно его донесениям. Перепроверяли их. И делали соответствующие выводы.
Я задумался.
Если Фонтон прав, то мое возможное возвращение в Черкесию становится еще более опасным. Хорошо, что я решил закруглить эту историю. А что я буду делать, коли начальство решит по-другому? Сразу вспомнилось безразличное и сытое лицо чиновника из Военного министерства и его недовольство моей самодеятельностью. Торнау мне рассказывал, что его миссии в горах каждый раз были делом сугубо добровольным. Но то барон и натуральный мажор, хотя отличный мужик. Он ребенком сидел на коленях у всех важных генералов, кто на Кавказе командовал. А я? Кто будет считаться с желаниями такой мелкой сошки, как Коста Оливийский? Разменная монета, хоть и пару раз допущенная к телу Государя.
И еще. Снова я получил щелчок по носу. Возомнил о себе невесть что. Не разглядел, прошляпил, проворонил… Ведь были странности в речах Гая, были! А я поверил! Наверное, от одиночества. От неимения рядом человека, с которым можно просто выпить водки под черный хлебушек и поделиться наболевшим. Своими постоянными страхами. Вечным холодом, что окружает любого агента на секретном задании!
И еще! Снова урок мне преподал Фонтон. Мне еще учиться и учиться нелегкому делу шпионства.
— О чем задумался, поручик? — прервал мои размышления Фонтон.
— Как о чем⁈ О том, как будем выкрадывать матерого врага нашей России. Сефер-бея, мать его, анапского!
[1] Белая княгиня. Видимо, мама девочки была из захваченных невольниц.
[2] Мы не нашли данные о доходности Крымской дилижансной компании, хотя известно, что ее капитализация стремительно росла. Акция (1000 ₽) «Общества первоначального заведения дилижансов», организовавшего ежедневное сообщение между Москвой и Петербургом, в 1830-х приносила доход в 300 рублей ассигнациями. 30% прибыли на вложенные деньги — неплохая маржа! Проезд между двумя столицами стоил недешево. 50–70 рублей в зависимости от места. В Крыму пошли другим путем. Работали от оборота. И отправляли дилижансы в Москву и обратно! Общество процветало.
[3] Сложная игра слов, которую Коста не понял. Граф А. Ф. Орлов, генерал от кавалерии, как и де Витт, и вечный спутник Николая, с 1844 г. возглавлял III отделение. Но всеми делами занимался Л. В. Дубельт.
[4] Довольно условное деление. В Турции границы пашалыков постоянно менялись. Адрианополь долгое время был столицей Румелии.
Глава 5
Вася. Аул Дзжи. Через неделю после байрама.
Хан очнулась поздней ночью. Тело сводило непонятная истома. Она прислушалась.
Лежащие рядом люди давно посапывали и похрапывали. По случаю праздника даже уединение женской половины было нарушено. Двоюродных братьев укладывали там спать из-за наплыва гостей в кунацкой. Много кузенов из нижних аулов добрались до дома богатого тамады в расчете на хорошее отношение или протекцию в банду Донекея. И с горечью узнали, что былой славе клана пришел конец. Что, впрочем, не помешало всем хорошо повеселиться. Этой ночью хватало ночных перешептываний и девичьих взвизгов. Все, как обычно: рукам многое позволено, но за девичью честь ответишь кровью. Или — если сладилось — женитьбой.