— Его Величество призывают?
— Да.
— Что ж. Видно, наградит. По заслугам. Он умеет награждать, — Розен усмехнулся. — Мы хоть и отошли от дел, но кое-что слышали о ваших подвигах.
Вышла баронесса.
— Лиза! — Розен чуть ожил. — Смотри, кто к нам явился!
Мы с баронессой сухо поздоровались.
— Ты не простынешь? — спросила баронесса мужа.
— Нет. Тут хорошо. Я тут что подумал, душа моя. Косте нужно быть в Петербурге в начале февраля. Так было бы хорошо, если он с нами поехал в Москву. А уж оттуда…
— Да, да, — согласилась баронесса.
— Благодарю за столь щедрое предложение, — я склонил голову. — Но я намерен был забрать с собой и Тамару, и Бахадура.
— Конечно, — удивился барон. — Мы так и полагали. Отличной компанией доедем! Что, решено?
— Да. Мы с удовольствием воспользуемся вашим щедрым предложением!
— Ай, — улыбнулся Розен, махнув рукой. — Эка вы красиво все завернули! По-простому, по-простому. А на Рождество, как я понимаю, по словам Тамары, вы к сестре?
— Да. Прямо сейчас и хотим отправиться, чтобы успеть.
— Тут же недалеко?
— Совсем недалеко.
— И как же вы доберетесь?
— Найму коляску, — я пожал плечами. — Или еще что…
— «Еще что»⁈ — Розен рассмеялся коротким смехом. — Душа моя, вели заложить им «еще что»!
Баронесса улыбнулась.
— Спасибо!
— Что вы. Это такой пустяк. А теперь вам нужно поспешить. И прежде — переодеться. Тамара чуть ли не каждый день с вашего мундира пылинки сдувала.
— Бахадур, голубчик! — обратилась баронесса к любимчику. — Тебе бы следовало тоже переодеться. Что-нибудь попроще. Думаю, образ персидского шаха будет как раз к такому празднику.
Мы с Тамарой не стали вдаваться, с чего это образ персидского шаха как раз к православному Рождеству. Поспешил в её опочивальню.
И, вроде, цель у нас была более чем бытовая — переодеться. Но как только вошли в комнату, оба поняли, что даже если бы в эти минуты мир вокруг рушился, нас бы это не остановило. Толком не успели даже раздеться. Набросились друг на друга. Изо всех сил сдерживали вырывающиеся крики. Все произошло почти моментально. Без сил легли на пол, тяжело дышали. Тома рассмеялась грудным смехом.
— Так тоже хорошо! Быстро, но хорошо! Изголодался?
— Как и ты.
— Нет, любимый. Ты не изголодался так, как я. Так что, готовься!
— Думаешь, пощады запрошу?
— Я уж постараюсь! Всё. Подъём!
Тамара вскочила. Со смехом оглядела нас обоих и нашу раздрызганную одежду. Быстро все с себя скинула. Тем самым оставила лежать меня на полу. Я не мог подняться. Любовался её изящной фигурой. А Тамара бегала между тем по комнате. Вышла ко мне, держа мой мундир.
— Вставай! — приказала.
— Может, еще раз?
— Нет!
— Ну, дай, хоть ножку поцелую! — заканючил я.
Тамара задумалась на мгновение.
— Ладно!
Подошла. Я привстал. Обнял её. Полез с поцелуями. Выше и выше по её тонкой и стройной ножке. Тома задышала часто.
— Всё, всё, всё! — Тамара вырвала ножку. — Уф! Держи.
Я перехватил мундир. Тамара исчезла за ширмой.
«Это мы еще посмотрим, кто первым пощады попросит!» — улыбался я, переодеваясь.
— Поедем в Москву, значит? — спросила Тамара.
— Да. Потом в Петербург. Пора показать миру такой бриллиант, как ты. Разве нет?
— Пора. Пора. — усмехнулась Тома.
— А как с твоим французским?
Спросил ради галочки. Судя по тому, как Тамара уже почти без ошибок и вовсю шпарила на русском, с французским она также, видимо, справлялась.
Тома, под возбуждающий шорох надеваемого белья, ответила мне длинной фразой на языке галлов. Из неё я понял только первые три слова: жё, мон амур…
— Ээээ. Что я твой любимый?
— Неуч ты, мой любимый! — рассмеялась Тамара. — Я сказала, мой любимый, что, как и обещала тебе, почти выучила его за полгода. Хотя еще есть трудности. Но я справлюсь.
— Кто бы сомневался! — вздохнул я.
— Готов? — спросила Тамара из-за ширмы.
— Я-то давно!
— Я не об этом спрашиваю, — жена усмехнулась.
— Аааа! Готов ли я тебя увидеть в новом наряде?
— Умный муж.
Тамара вышла из-за ширмы. Я опять задохнулся. Платье было мне незнакомо. Но Тамара в нем выглядела так, что не возникало сомнений: в любой столице мира она бы затмила всех своей красотой. Я был настолько ослеплён, что даже не заметил бутылочки в её руках. Тамара подошла ко мне. Спародировала мою отвисшую челюсть.
— Бриллиант? – спросила.
— Самый большой и чистый в мире!
— Кстати, о бриллиантах…
Тамара достала перстень, награду Николая.
— Давай руку, — приказала.
Я подчинился. Надела перстень. Осмотрела меня.