Наталья Андреева Раб лампы
ЛАМПА
Она стояла над тем, что было когда-то любимой скульптурой, и даже заплакать не могла. Слез не было. Внутри — пустота. Ощущение такое, будто через нее пропустили мощный электрический разряд, и все выгорело дотла: сердце, легкие, бронхи. Не было дыхания, по жилам не струилась больше кровь. Там, внутри, один лишь пепел. Так и стояла, бессильно опустив руки. Что толку плакать? Лимбо умерла. Три месяца работы — насмарку. Лимбо умерла, на дворе март месяц, все опостылело, осталась только смертельная усталость. Двадцать лет бешеной гонки за славой, а вы попробуйте так-то: без денег, без связей, без родословной. Только талантом и трудом, трудом и талантом. А кто-то взял — и за двадцать минут уничтожил то, что создавалось несколько месяцев… Сама же идея вынашивалась не один год. Чтобы в итоге на свет появилась скульптура под названием «Лимбо». К персональной выставке, которая должна состояться вот-вот, в конце марта. Она уже понимала, что восстановить Лимбо так быстро не удастся. Значит, выставка пройдет без нее. Без нее…
— Ну-ну, успокойся.
Это муж. Положил руку на плечо, ласково и бережно погладил. А она разозлилась. И тут же сорвалась:
— «Успокойся»?! Да, тебе-то что! Не ты ночей не спал! Мучился, вынашивал идею. Не ты руками гнул это проклятое железо, резался до крови, слеп над сваркой! Не ты…
Тут она захлебнулась от возмущения, а муж воспользовался паузой.
— А кто тебя заставлял делать скульптуру из стальных пластин? Выпендриться захотелось? Раньше ты работала с глиной. С мрамором. Чем тебе не угодили шамот, керамика, терракота? Ну, отлила бы ее из бронзы. Потянуло на авангардизм? Не женское это дело: варить. Да что я говорю? -Он махнул рукой. — Разве в тебе осталось хоть что-то от женщины? Ты не женщина, ты — скульптор! Мужской род!
— Зато ты — баба! — не осталась в долгу она. И сжала кулаки. Да, руки у нее не женские. Кисти рук большие, пальцы короткие, подушечки словно расплющены ударом молотка, ногти коротко острижены. Но это для дела. Все в ней — для дела, для любимой работы. А он… — Тебе на меня наплевать! На мои чувства! Я для тебя не женщина, потому что ты уже давно меня не любишь. А любишь только деньги, которые я зарабатываю.
— Ты не забывай: это и мое дело тоже, — обиделся он. — Я в него все свои силы вложил. И время, между прочим. Это я занимался твоими делами, с бухгалтерией договаривался об аренде помещений, о цене на твои скульптуры, наконец.
— Счетовод, — сказала она презрительно.
— Экономист, — поправил он.
— Все равно счетовод!
— Ну, знаешь!
Он обиделся и ушел наверх, в спальню. Их загородный дом — небольшой по размерам, но вместительный. Ничего лишнего и никакой роскоши. Внизу — ее мастерская, гостиная с камином и кухня. Наверху — спальни, крохотная гардеробная. Есть еще летняя веранда, но сейчас дверь туда закрыта наглухо. До апреля, когда станет тепло. Она любит работать в одиночестве, на природе. И кто бы мог подумать, что сюда залезут вандалы! Ничего ведь не украдено! Лишь Лимбо убита.
Она с тоской посмотрела на почти бесформенный кусок железа. Которое когда-то было женщиной. Черной, как ночь. Потому что это Лимбо. Африканка. Какие у нее были чувственные губы! А грудь! А какие руки! Муж ворчал: «Почему ты всегда промахиваешься с руками? То они у тебя какой-то невероятной, нечеловеческой длины, то одна короче другой. Попробуй это продать!»
— Ложь, — сказала она вслух.
Руки у Лимбо были замечательные. Да, длинные. Зато, какие выразительные! Над каждым пальчиком она трудилась особо. Над каждым ноготком. И что от всего этого осталось? Груда железа! Муж прав: надо было отлить Лимбо из бронзы, покрыть патиной. Тогда бы она не была такой относительно легкой по весу и пустой внутри. И вандал бы с ней так легко не справился. Она стиснула зубы и застонала. Пепел внутри ожил, собираясь в ком, который в итоге застрял в горле. Как же больно-то! Как больно!
Где Алик? Ах да! Он ушел наверх. Не продолжить ли выяснение отношений? Надо выпустить пар. Она тоже поднялась наверх, прислушалась. Алик в ее спальне. Когда вошла, он глухо спросил:
— Милицию вызывать будем?
— Ничего же не взяли.
— Да? Не ходи сюда, — сказал он торопливо, почувствовав ее движение.
Подошел к кровати и быстро свернул в узел постельное белье.
— Что такое?
— Кто-то здесь развлекался.
— Ты хочешь сказать…
— Он был один. Мужчина. Не исключаю, что делал это с Лимбо. А потом сволок ее вниз, в мастерскую, и уничтожил.
Она невольно взялась рукой за шею и принялась ее растирать. Проклятый ком, застрявший в горле, увеличился в размерах. Ей стало душно.