Аннулировали шифр, что в переводе с останкинского означает «закрыли передачу», и следом — многолетнее бесцельное блуждание по тринадцати палубам, мемуары в останкинских курилках, а потом и просто в рюмочных за бортом линкора.
Финал — преподавание в телевизионных вузах.
Если всё же ты получал шифр, то выходил из кабинета главного редактора королём жизни.
Ведь это означало, что теперь ты можешь всё.
В твоём распоряжении отныне все тринадцать палуб самого большого линкора Европы — режиссёры, их ассистенты и помощники, операторы-постановщики и просто операторы, художники по свету и просто осветители, студии размером с полгектара, композиторы и целый симфонический оркестр, весь телерадиофонд с графом Толстым, маршалом Жуковым и виолончелью Ростроповича, костюмеры и бутафоры, директора съёмочной группы с просто директорами, камеры, монтажные, тон-ателье, автотранспорт в любой час дня и ночи…
А если чего не было, — золотых рук мастера из цеха СХДО — службы художественно-декоративного обслуживания — выдуют из пластика, слепят из пенопласта, выточат и сколотят из дерева любой предмет из существующих и несуществующих на Земле.
И всё под твой шифр.
Единственное «но»: в полночь твоя золотая карета может стать опять тыквой.
Что за полночь? Это когда после выхода в эфир твоей передачи тебя пригласят на десятый этаж. А могут и не пригласить вовсе, просто тебе домой позвонит главный редактор, тот, что ещё три месяца назад дал шифр, а теперь просто скажет в трубку:
— Ваша передача вызвала нарекания.
А на столе ещё батарея бутылок шампанского, недопитого друзьями и домочадцами вчера вечером во время триумфального просмотра эфира твоей программы.
Какие такие нарекания? У кого вызвала? Дайте объясниться!
Нет, брат. Это «Останкино». Нравилось парить под куполом жизни? Теперь допивай остатки вчерашнего триумфа, новый будет не скоро.
Если вообще будет.
Теперь понятно, почему у бывших канатоходцев и преподавателей телевизионных вузов такие грустные глаза?
Всякий новый Растиньяк, переступая останкинский порог, прекрасно осведомлён о беспощадном характере Гудвина, Великого и Ужасного. И всё же толпы их «с горящими и жадными глазами» десятилетиями совершали броуновское движение по одиннадцатому и двенадцатому этажам. На этих палубах в основном раздавалась слава.
Музыкальная редакция, киноредакция, а главное — сагалаевская молодёжка.
Так в останкинском быту зовётся Главная редакция программ для молодёжи ЦТ СССР.
А это:
— пастырь интеллектуалов Владимир Ворошилов с его автохтонным «Что? Где? Когда?»;
— это телеВольтер Александр Масляков с неукротимым КВНом;
— это телеРоулинг Кира Прошутинская с её гаррипоттеровской «От всей души»;
— это телеМелькиадес Владимир Соловьёв с неугомонным «Это Вы Можете»;
— это телеВоннегут Андрей Кнышев с неуловимыми «Весёлыми ребятами»;
— это телеУайльд Константин Эрнст с трёхмишленовским «Матадором».
И это «Взгляд», наконец.
Это Лысенко, Любимов и Листьев.
Это недосягаемо ни до, ни после.
Всё это делает останкинский линкор авианесущим. И всё это плодится под орлиными крыльями Сагалаева, которыми он как-то умудряется защитить свою эскадрилью от зенитного огня «нареканий».
Чтобы остаться современным, я должен снизить пафос. Сегодня ведь так о телевидении не говорят, если только в планы не входит издёвка.
Поэтому поговорим об останкинских пищеблоках эпохи развитого социализма, о них ведь разбираемая часть фразы.
Здесь тоже всё расписано. Начнём снизу, а для меня сверху. Потому что в останкинском подвале советских времен, в трюме линкора, и идёт штурм небес.
Сколь глазу хватает, по нему вьётся километровая китайская стена с бесчисленными кофеварками и — вот они! — с никогда не кончающимися сосисками. Кофе здесь не растворимый из жестяной коробки с негритянкой, верой и правдой служащей пепельницей на миллионах советских лестничных клеток. Здесь ничего не напоминает совбыт. Настоящие зёрна здесь сначала жарят, потом мелют, а в антрацитовом зале подвала даже варят в джезве, подают не в гранёном стакане Веры Мухиной, как повсеместно за бортом линкора, а в настоящей кофейной чашечке с блюдцем и даже предлагают к кофе воду.
Это, конечно, дань выездному гедонисту Юлиану Семёнову, чей Штирлиц, кстати, тоже родом из телевизора.
Здесь точка сборки, здесь день-деньской посверкивают кофейными ложечками интеллектуалы, размешивая не столько кофе в чашках, сколько телеварево в ленивых беседах с антисоветской фигой в карманах.