— Словами ты ничего ему не объяснишь.
— У меня и нет пока слов для него, — Стив погладил Баки по шелковистым волосам, гадая, как в его жизни появился Баки, с которым легко все, кроме близости, и Брок, с которым трудно все, кроме нее. — Но они у меня есть для тебя.
Баки потянулся к нему всем собой, жадно, с надеждой заглядывая в глаза, и Стив, обхватив его лицо ладонями, наконец-то нашел в себе смелость коснуться его губ своими. Губы Баки были нежными и сладкими, мягкими, податливыми. Он целовал совсем не так, как Брок: грубо кусаясь, вызывая желание срочно занять его рот чем-то другим, перенаправить энергию. После совместных ночей Стив иногда напоминал жертву насилия: весь покрытый быстро сходящими засосами, следами от зубов и синяками от пальцев.
— Я не могу, — с трудом оторвавшись от Баки, сказал Стив. — Очень хочу, но не могу. — Он прижал его к себе, такого горячего, послушного, вжался лицом в плечо, зарылся в волосы, вдыхая потрясающий запах трав и эфирных масел. — Не сейчас, когда ты в рабстве и не можешь решать. Я освобожу тебя. Как только получу лампу, я выясню, как это сделать, и освобожу. И ты сможешь выбрать кого угодно, ведь так? Я не могу пользоваться твоей…
Баки соскользнул с его колен на пол, перетек в вертикальное положение и странно посмотрел на него, будто не веря в то, что слышит.
— Ты веришь, да? Что я могу… ради свободы?
— Бак.
— Не нужно. Я… прости меня. Я не имел права. И никогда бы не посмел, если… Прости. Что дал тебе повод думать обо мне так. Я не стою этого всего. И мне нечего даже предложить взамен — мои силы за несколько сотен лет еще никого не сделали по-настоящему счастливым. Мне не следовало даже надеяться.
— Бак, эй, Баки, — Стив не заметил, как поднялся, проклиная свое косноязычие в личных вопросах, неумение объясняться так, чтобы любовники не разбегались от него, как рассерженные коты. — Ты стоишь всего на свете, — он подошел вплотную, почти прижав отступавшего от него Баки к подоконнику. — Ты… я не умею говорить о таком. Вообще. Но послушай. То, что с тобой происходит, твое положение, зависимость — это неправильно. Так быть не должно. Ты будешь свободным, обещаю. И если тогда ты выберешь меня, — он прижал ладонь к его щеке и легко коснулся губ подушечкой большого пальца, — то сделаешь меня счастливым.
— Как трогательно, — сказал от двери вернувшийся Брок. — А пока этого не произошло — кому круассанов?
Баки побледнел разом, даже глаза выцвели. Стек вниз — сначала на колени, потом уткнулся лбом в пол и вытянул к Броку руки. Тяжелые наручи стукнули по исцарапанным хвостом доскам, и Баки убрал их за спину, сцепив ладони в замок.
— Бак, что ты делаешь? — севшим голосом спросил Стив. — Бак!
— Готов понести наказание, — ровно ответил Баки, так, что Стиву будто двинули по печени ледяным кулаком.
— Баки! Брок, прекрати это! Ты же видишь, что он… он не может сам! Да что ты за человек такой?!
— Не ори, Роджерс, не на планерке, — Рамлоу выступил из высоких ботинок и присел на корточки около распростертого на полу Баки. Ухватил за волосы на затылке и поднял его голову, заставляя посмотреть в глаза. — Слушай, — произнес он, — вспоминаем правила. Держаться за руки можно и даже ебаться с Роджерсом можно. Он у нас парень крепкий, на раз двоих потянет, так ведь? А, Роджерс?
Он не смотрел на Стива, только на Баки, внимательно изучая его лицо, будто пытаясь прийти к какому-то выводу.
— Брок.
— На вопрос отвечай — хватит здоровья-то?
— Я…
— Да или нет? Гипотетически?
— Гипотетически меня на десяток хватит. Брок, отпусти его. Прикажи ему… попроси… Черт!
— Прикажи, попроси, — передразнил его Брок. — Что б ты, Роджерс, понимал в ПТСР и прочем дерьме, а? Смотри на меня, — приказал он Баки, все еще удерживая его за волосы. — Руки на колени. Сидишь?
— Да, господин.
— Хорошо. Я не Пирс, Баки. И никогда, нахуй, не хотел быть таким уродом, как он. В понедельник я загадаю себе белоснежную яхту с пышногрудыми гуриями и уплыву в закат, а ты останешься миловаться со своим Роджерсом.
— Не смогу яхту, господин. Я не знаю, как она устроена.
— Кусок золота килограмм на сто тоже сойдет. Чего ты вдруг тут на колени падаешь? Ты, вроде, провалами в памяти не страдаешь?
— Ты разозлился. Твой гнев причиняет мне боль, потому что ты хотел, чтобы мне было боль…
— Заткнись, — приказал Брок. — То, что я чувствую, никого не касается. Будешь круассан?
— Джиннам не обязательно…
— Но ты можешь, верно? И есть, и спать, а не прикидываться тут биороботом?
— Если ты прикажешь, господин.
— Опять? Я разрешаю тебе есть, пить, спать, справлять нужду и ебаться с Роджерсом, если тот захочет. Повтори.
Щеки Баки из бледных стали розовыми, и он четко повторил:
— Мне можно есть, пить, спать, справлять нужду и ебаться с Роджерсом, если тот захочет.
На слове “ебаться” Баки чуть запнулся, почти с мольбой взглянув на Стива, но договорил слово в слово.
— Поднимайся. Садись за стол. Кофе я, так и быть, сварю сам, если все тут такие обморочные девицы.
— Я могу, гос…
— Кстати, я, кажется, просил называть меня по имени.
— Я сварю кофе, Брок. Можно?
— Валяй. Мне без сахара и специй побольше.
Брок тяжело опустился на стул и на мгновение закрыл лицо ладонями, потом растер его, шурша щетиной по загрубевшим ладоням, и, закурив, с привычной насмешкой уставился на Стива.
— Ты доволен?
Стив подошел к нему сзади, погладил по плечам, обтянутым мягкой кожаной курткой, и зарылся лицом в волосы.
— Спасибо.
— Обращайся. Хотя с понедельника это будут уже не мои проблемы.
— Твоей проблемой будет объяснить налоговой, откуда у тебя сто килограмм золота.
Фыркнув, Брок стряхнул пепел и ответил:
— И не такое в отчетах объясняли. Не впервой.
Стив не удержался и поцеловал его в шею, потянул куртку с плеч, и Брок наклонил голову, давая лучший доступ. Им нравилось. Обоим. Все то, что происходило. Стоило соприкоснуться в относительно безлюдном месте с надеждой на продолжение, и все — логика и все сомнения приказывали долго жить. Забывались и тяжелый характер, и причина, по которой это вообще стало возможно — остервенело мять друг друга, каждый раз падать, как в пропасть. Без единой мысли. Без сожалений.
Стив не понимал, как Брок делает это. В спокойные минуты, рассматривая любовника, он гадал, что же в том такого особенного. Харизматичный, полный звериной энергии, магнетизма даже, но, по сути, обычный. Его многослойность раздражала, временами хотелось ободрать все наверченное вокруг, искусственное и заглянуть внутрь. Понять, какой он, настоящий Брок. И в то же время Стив не понимал, зачем ему это. В понедельник Брока окончательно оправдают, и тот уедет. Не на яхте, конечно, но ему предложили перевод в Нью-Йорк. Дело было за малым — официальным заключением суда, назначенного на понедельник. А пока Брок был отпущен на поруки под залог и личную ответственность Стива Роджерса.
— Завтрак, — напомнил Брок и, будто в противовес призыву свести все к спокойному поеданию круассанов, выпустил хвост, зная, как Стив на него реагирует.
— Обязательно. Минут через… двадцать?
— Ты себе льстишь.
— Ладно, твой хвост всегда м… ускоряет процесс, так что ты прав.
Брок горел. Каждый раз Стива поражала его способность вспыхивать от страсти, как напалм, сжигая все на своем пути, просто отдаваясь. Обычно Стив был сдержанным в постели, боясь навредить, с Броком же у него просто отказывали внутренние механизмы, отвечавшие за осторожность. И за стыдливость заодно.
Исхлестанный хвостом, потерявший всякое чувство времени, Стив вбивался в него по-животному быстро, жадно, целуя в шею и поглаживая корень хвоста. От этого Брок просто с ума сходил, заражая страстным помешательством и Стива.