Тот странно на него взглянул, будто видел впервые, и на его лице на крошечное мгновение промелькнуло странное выражение, которое Стив затруднился бы идентифицировать. Что-то среднее между насмешкой, удивлением и, кажется, досадой.
— Судя всех по себе, я еще ни разу не ошибся, Кэп.
Стиву стало даже жалко его, настолько ущербного, лишившегося веры в людей и желания сострадать. Наверное, это отразилось на его лице, потому что Рамлоу вдруг ухмыльнулся половиной рта, становясь почти страшным, отталкивающе-опасным, и протянул:
— Оставь свое сострадание для джинна, Роджерс. Я в нем не нуждаюсь. Доедай и поговорим.
С этими словами он молча доел свою порцию, по-военному быстро вымыл за собой тарелку и ушел куда-то вглубь дома, почти неслышно ступая по гулкому коридору тяжелыми ботинками.
Стив не хотел сомневаться в Баки. Он не мог в нем сомневаться, если хотел сдержать слово. Ложь всегда вызывала в нем внутренний протест, он чуял ее спинным мозгом, всегда зная, когда его пытаются провести. Баки был несчастен. Глубоко, горько и безнадежно. От него волной шло привычное обреченное отчаяние и страх надеяться. Он до конца не верил Стиву, лишь уговаривал себя, что если тот станет его хозяином, то, быть может, окажется не хуже других.
Лучшим из худших.
Прохладная скользкая ткань белых штанов ощущалась странно, но Стив и за нее был благодарен: совсем голым ему было бы неприятно садиться на стулья явно сомнительной чистоты и затруднительно говорить с Рамлоу на равных в то время, когда тот откровенно разглядывал бы его.
“Господин” обнаружился в большой вполне современной гостиной со стопкой бумаг. Стив спокойно сел в пыльное кресло напротив и выжидающе на него посмотрел. Терпение не было его добродетелью, и, похоже, Рамлоу был в курсе его нетерпеливости и специально некоторое время не обращал на него внимания.
— Активы, — наконец соблаговолил пояснить он. — Пока против меня в общей неразберихе обвинения не выдвинуты, хочу перевести большую часть средств в безопасные места. В еще более безопасные. Не то, чтобы я не верил в силу твоего обаяния, Роджерс, но…
— Я позвоню Марии, как только ты загадаешь правильное второе желание.
— Я его загадаю, — Рамлоу отложил бумаги и, закинув ногу на ногу, закурил, — как только ты окажешься в моей койке готовый к свершениям. Не сегодня. Меня радует твоя готовность заняться феерическим сексом, — наверное, у Стива все-таки отразилась эта самая решимость на лице, потому что Рамлоу с насмешкой, отлично маскировавшей голодное любование, осмотрел его с ног до головы, — но не хочу портить нашу первую и без сомнения охуенную ночь из-за усталости. На меня упал дом, я чуть не загнулся, выздоровел и обложился охуенными мужиками. Неплохая карьера за неполные сутки, а?
— Рамлоу.
— Хотя подожди. Брачная ночь все-таки будет. Такая, знаешь, будто мы поженились в Вегасе по пьяни — будем спать в одной койке, чужие друг другу, пожинающие плоды вчерашней глупости.
Стив подпер щеку кулаком и уставился на него, гадая, успел Рамлоу как-то незаметно хлебнуть виски, или он всегда такой.
— О, я знаю этот взгляд. В моей коллекции он называется “не обижайтесь, сэр, но вы дебил”. Что не отменяет моего желания…
— Где спальня, Рамлоу?
— Люблю, когда сразу к делу.
Рамлоу поднялся, и по его чуть отяжелевшей походке Стив понял, насколько тот устал. Смертельно. Будто здесь, в защищенном месте, он выпал из экзоскелета, устав таскать его на себе.
— Раздевайся, ложись, здравствуй, — в большой спальне, освещенной только бра на стене, Рамлоу махнул в сторону кровати, покачнувшись, стянул ботинки, подумав, перешел коридор и толкнул дверь напротив. — Помни мою доброту, — вместо “спокойной ночи” сказал он. — На сегодня свободен. Вдруг ты храпишь, — тише добавил он, будто для себя. — Идеально невыносимо, так же, как делаешь все остальное.
Стив не привык долго переживать из-за того, что еще не случилось и вообще не ясно, случится ли, а потому стянул с постели плотную пыльную ткань и, обнаружив под ней вполне приличную постель, чуть пахнущую пылью, заглянул в небольшую ванную, быстро смыл с себя усталость тяжелой недели и почти моментально уснул.
Утро оказалось поздним, солнечным и пронизанным запахами кофе, жареного бекона, тостов и еще чего-то экзотического, неуловимо напоминающего о Баки. Стив натянул штаны, умылся и вышел на кухню. Полы блестели идеальной чистотой, а кухня так и вовсе сияла. Баки стоял к нему спиной, одетый в такие же шаровары, золота на нем было чуть меньше, но Стив буквально застыл, рассмотрев при свете дня его левую руку. Рамлоу, развалившись на появившемся из ниоткуда низком диване, курил, пил кофе и просматривал что-то на ноутбуке. Вид у него был довольно утренний — встрепанный и чуть помятый, но мирным Стив бы его не назвал.
— Утро, — поздоровался он, и Рамлоу, не глядя, отсалютовал ему сигаретой. Баки же только сильнее расправил голые плечи, но не обернулся, будто и предположить не мог, что здороваться можно и с ним тоже. — Утро, Бак. — Стив остановился у него за спиной, провел кончиками пальцев по золотой пудре, покрывавшей его левую руку от кончиков пальцев до ключицы. — Что ты делаешь?
— Варю кофе, — напряженно отозвался тот, будто Стив ему страшно мешал, но сказать об этом он не мог.
Стив посмотрел на странную жаровню, наполненную мелким белым песком, на красивую медную турку на длинной витой ручке и отступил в сторону, с грустью отмечая, что Баки сразу расслабился, будто ему стало легче дышать. Прямо из воздуха появилась маленькая баночка, Баки сунул в нее пальцы, взял немного темно-коричневого порошка, кинул его на высокую шапку пены, которая поднималась в турке, и, быстро перемешав, разлил содержимое по двум чашечкам.
— Ваш кофе, — тихо произнес он, протягивая Стиву ту, что была украшена тонко нарисованными красными тюльпанами.
— Мы на “вы”? — также тихо спросил Стив, и по тому, как Баки с опаской быстро взглянул на Рамлоу, стало понятно, что к чему.
Баки опустил голову, будто снова кого-то разочаровал и готов понести наказание, и Стив осторожно приподнял его подбородок, отмечая, что сегодня лицо не скрыто платком.
— Рамлоу, что ты уже сказал Баки? — спросил он, и джинн вздрогнул, прикрывая глаза. Будто не от страха даже, а от горечи разочарования. Будто, спросив, Стив предал его доверие.
— Чтобы не крутил перед тобой хвостом, — ответил Рамлоу с дивана. — Что ты простачок, конечно, но…
— Простачок, — продолжая смотреть Баки в глаза, повторил за ним Стив. — Ты считаешь меня дураком? — напрямик спросил он.
— Идеалистом, скорее. И резонно считаю, что в данной ситуации только я могу эксплуатировать этот твой изъян на полную. Джинну лучше дождаться своей очереди на доступ к телу.
— Я не посмел бы, — едва слышно выговорил Баки, умоляюще глядя на него. — Я — раб. Я не… даже думать не посмел бы.
— А если бы все было иначе? — спросил Стив, не обращая внимание на хмыканье с дивана.
— Я приучен не обдумывать невозможное, — ответил Баки и перевел взгляд на его губы, не вырываясь, стоя до боли близко, так, что Стив чувствовал жар его тела, слышал кончиками пальцев его зачастивший пульс, который ощущался, как гудение огня в тесной печке.
— Мой кофе, — напомнил Брок, и Баки, просочившись между Стивом и столом с жаровней, скользнул к нему с крошечным золотым подносом, на котором стояла одна-единственная чашка, украшенная злыми черными цветами.
Рамлоу сделал глоток, одобрительно кивнул и взял бутерброд, явно нарезанный собственноручно, с обычной человеческой тарелки.