Элизабет не нашлась что ответить. Она действительно мало что знала о неграх, поэтому ей было нечего возразить. А Джеймс, шагнув к ней, продолжил:
— Дорогая, запомни раз и навсегда: черномазые не такие как мы. Доброту они принимают за слабость, а жалость — как повод сесть хозяину на шею. Они как дети, дай им волю — будут делать все, что вздумается. Поэтому мы должны быть строги с ними. Ради их же блага
Произнося свою речь, Джеймс приближался к Элизабет. И вот он оказался так близко, что ее обдало запахом табака и спиртного у него изо рта. Она невольно отшатнулась, но тут же одернула себя. Он теперь ее муж!
— Спасибо за совет, сэр, — пролепетала Элизабет, бездумно теребя сжимающее палец кольцо. — Просто, у нас никогда не было черных слуг. Правда, на папиных фабриках работает несколько негров, но…
— Раздевайся!
— Что? — Элизабет наморщила лоб, сбитая с толку тем, что ее оборвали на полуслове.
— Снимай ночную сорочку! — металлом в голосе Джеймса резануло слух.
Вскинув голову, Элизабет взглянула в его глаза. Муж выжидающе смотрел на нее. Она сглотнула вязкую слюну и потянула за стягивающую вырез тесьму. Бантик развязался.
Элизабет застыла в растерянности, а Джеймс даже не шелохнулся, чтобы ей помочь. Тогда она сделала глубокий вдох, и, ухватившись за подол, стащила с себя рубаху. На какой-то миг задержала ее в руках, прикрывая грудь, но, повинуясь требовательному взгляду, уронила на пол.
Теперь она стояла перед Джеймсом обнаженная, и от стыда ей хотелось провалиться сквозь землю. Муж неторопливо осматривал ее головы до ног. Все тело покрылось мурашками, а Джеймс, казалось, наслаждался ее замешательством, которое с каждой секундой становилось сильней.
Она его разочаровала? С ней что-то не так? Какой-то телесный изъян или уродство, о котором она до сих пор понятия не имела… Иначе почему он просто смотрит на нее и молчит?
Что-то с грудью? Слишком маленькая? Слишком большая? С формой что-то не то?..
— Розовые, — наконец сказал Джеймс. — Я так и думал.
— Что?
— Неважно. Ложись на живот!
Элизабет стояла в прострации, и до нее не сразу дошел смысл сказанных им слов.
— Я неясно выражаюсь? Ложись поперек кровати на живот! — раздраженно повторил Джеймс.
С Элизабет еще никто не разговаривал в подобном тоне. Но, стоя голой перед одетым мужчиной, особо не повозмущаться, поэтому она просто подошла к постели и легла на нее лицом вниз.
Джеймс склонился над ней и небрежно откинул ее волосы со спины. Его ладонь скользнула вдоль позвоночника. Элизабет затаила дыхание. Муж звонко шлепнул ее по ягодицам, и она вздрогнула от неожиданности и хлесткой боли.
Он схватил ее за лодыжки и наполовину стащил с кровати так, что ей пришлось встать коленями на ковер. Сам он тоже опустился на пол позади нее. Очутившись в позе, выставляющей напоказ самые непристойные части тела, Элизабет чуть не умерла от стыда.
Она захотела встать, но ладонь Джеймса властно легла ей на поясницу, не давая подняться. Элизабет почувствовала, как его пальцы ощупывают промежность. Она попыталась отползти, но Джеймс не позволил ей этого сделать. Он навалился сзади, обхватив ее под животом, и она ощутила, что в нее тыкают какой-то палкой, грубо напирая на нежную плоть.
— Не надо! — пробормотала она, вжимаясь в край матраца.
— Тихо! — рыкнул Джеймс.
Он подался вперед, и она вскрикнула от резкой боли. Муж, не обратив на это никакого внимания, начал двигаться в ней туда-сюда. Элизабет смяла пальцами простыню и закусила губу, чтобы не застонать. Между ног резало, жгло, и каждый толчок мучительно отдавался в животе.
Тело взмокло от испарины, по щекам текли слезы, а Джеймс продолжал, все ускоряя темп. Боль, хлюпанье, безжалостный напор — все было так мерзко и унизительно, что Элизабет казалось, будто это кошмарный сон.
И когда Джеймс издал протяжный стон, сделал еще пару толчков и замер, придавив ее к кровати, Элизабет ощутила себя жестоко обманутой. И это все? Неужели это и есть та самая кульминация любви, слияние душ и тел, которое воспевают в романах? Это отвратительное животное совокупление и есть то, к чему стремятся влюбленные, преодолевая все преграды на своем пути?
Джеймс выпустил ее и поднялся с ковра. Элизабет, глотая слезы, забралась на кровать и до подбородка натянула на себя простыню.
— Спокойной ночи, дорогая, — сказал муж, и в его голосе почудилась издевка.
Едва за ним захлопнулась дверь, Элизабет вскочила с постели и кинулась в уборную. Она влезла в остывшую ванну, присела и, зачерпывая руками воду, принялась плескать ее на себя, чтобы смыть ту грязь, в которой, как ей казалось, ее изваляли с головы до пят.
Между бедер щипало, и, проведя там ладонью, Элизабет разглядела на пальцах кровь. Вроде так и должно быть в первый раз? Но почему же Джеймс столь грубо обошелся с ней? Взял ее в такой унизительной позе. Не приласкал, не поцеловал… Чем она заслужила подобное обращение?
Выбравшись из ванны, Элизабет принялась вытираться еще влажным после купания полотенцем.
«Уеду! Завтра же отсюда уеду!» — шмыгая носом, бормотала она.
Тусклым золотом блеснуло обручальное кольцо. Элизабет схватилась за него и попыталась стянуть, но пальцы слегка набухли от жары, и кольцо никак не поддавалось. Оставив тщетные усилия, Элизабет сползла на пол, закрыла руками лицо и разрыдалась.
Никуда она не уедет. Без веской причины брак не расторгнуть. А даже если и удастся — клеймо разведенки запятнает репутацию до конца ее дней.
Это ловушка! И самое ужасное — она загнала себя в нее сама.
Глава 3
Задув свечу, Элизабет легла на кровать и словно в кокон закуталась в простыню. Слава богу, у нее с мужем отдельные спальни! Сейчас ей просто жизненно необходимо побыть одной.
Джеймс Фаулер оказался не сказочным принцем, а мужланом — черствым и бесцеремонным. Но, как знать, может, это в порядке вещей? Наверняка, в романах все приукрашивают, а на деле — супружеский долг такой и есть. Постыдный, тягостный, неприятный. Удовольствие в постели — удел сильного пола, а для женщины главное — быть хорошей матерью и женой.
Элизабет тяжело вздохнула. Она не питала особой любви к младенцам, но ни за что не призналась бы в этом вслух. Да ее бы просто никто не понял. Ведь всем известно, что каждая нормальная женщина мечтает иметь детей.
«Если россказни о любви оказались выдумкой, то, может, и радости материнства сильно преувеличены?» — подумала она.
Ладно, что толку сейчас об этом рассуждать? Разве у нее есть выбор? Она вышла замуж, а значит, по умолчанию обязана рожать. Остается только смириться и как-то налаживать отношения с Джеймсом и его маман.
Элизабет повернулась на другой бок, поудобнее устроилась на подушке и попыталась уснуть, но тут кто-то несмело поскребся в дверь.
— Кто там? — Приподнявшись на локтях, Элизабет настороженно вгляделась в темноту.
— Миссис… — раздался приглушенный детский голосок. — Это Майк. Масса велел вас обмахивать, пока вы спите.
— Ничего не нужно, Майк. Иди спать. — Элизабет откинулась на подушку, но мальчик не уходил.
— Пожалуйста, миссис, — заканючил он. — Масса меня побьет.
— Господи! — Она закатила глаза. — Ну так скажи ему, что я тебя отослала.
— Ну ми-исис! — В голосе зазвенели плаксивые нотки, и Элизабет со вздохом произнесла:
— Ладно, входи.
Дверь приоткрылась, и в спальню прошмыгнул негритенок. Он нес свечу, и в ее скудном свете Элизабет смогла его разглядеть. Круглая голова с выпуклым лбом казалась на фоне тщедушного тельца слишком большой, а опахало из пальмовых листьев, которое ребенок держал в руке, было в два раза длиннее него самого.
Мальчик улыбнулся. У него не хватало молочного зуба, и от этого улыбка показалась трогательной и смешной.
— Спасибо, миссис.
Элизабет пожала плечами.
— Да не за что.
Она улеглась поудобнее, а Майк встал возле кровати и принялся что есть мочи размахивать опахалом, гоняя горячий воздух по комнате.
Стало приятнее, и Элизабет закрыла глаза. Но сон не шел. На душе скребло от того, что она эксплуатирует ребенка. На отцовских мануфактурах тоже работали дети, но то были подростки, а этому мальцу от силы лет пять.